Алена равнодушно пожала плечами.

– Ну и чего ты так переживаешь? – спокойно спросила она и вытянула вверх ножку в бисеринках пузырьков, дабы Антон смог насладиться красотой.

Нога была великолепна. Действие – красивым. В красивых фильмах роковая красотка всегда томно поднимала ногу вверх, капельки падали в пену. На замедленных кадрах это выглядело потрясающе. В следующей сцене герой, рванув на шее душащий галстук, забиралсяся к ней прямо в одежде. Далее следовала откровенная сцена под романтически звучащие саксофоны. Толчок – и вода выплескивается на пол, который усыпан лепестками роз…

Потом герой несет ее на шелковые простыни (лучше черные), она постанывает в экстазе, а в финале оба лежат на спине и курят. Ее волосы разметались по подушке, он смотрит с нежностью. Часы на тумбочке показывают на полтора часа больше, чем до начала сцены. Хеппи-энд…

О том, что в ванне снимать мокрую одежду неудобно, а лепестки роз нужно разбросать заранее, Алена как-то не подумала. Как и о том, что у героя может быть отнюдь не романтический настрой…

Антон не собирался лезть в ванну и уж тем более одаривать ее бурными ласками. Он стоял в дверях и смотрел волком. Алена поспешила утешить его и ласково произнесла:

– Антоша, ничего страшного ведь не произошло! Ну, подумаешь, не дозвонились. Еще раз позвонят сюда.

– Да ты понимаешь, что говоришь, дура? – заорал Антон. – Кто позвонит? Куда позвонит? Думаешь, что они обо мне только и мечтают? Это шанс, шанс! Его хватать надо было, а из-за тебя, идиотки, не способной запомнить, кто звонит, я его профукал!

У Алены затряслись губы. Это она-то идиотка?!

Антон бахнул дверью и вышел.

Алена, почувствовав, как озябли плечи, поглубже опустилась в ароматную пену. Вот тебе и романтический герой… Подумаешь, из-за того, что она не догадалась спросить, кто ему звонил, обозвал идиоткой. Она же не знала…

Внезапно сквозь горькую обиду вдогонку к капнувшей в воду слезинке прокралась четкая мысль: а ведь он в общем-то прав. Идиотка, не иначе… Дура, кретинка, дебилка… Подобрала его на помойке… как там говорил кот в любимом мультике? Очистила от очисток, а он мне фигвамы рисует… Два месяца жирует за ее счет, не учится, не работает. Из всех подвигов только секс (тут без претензий – отличный!) да сомнительная слава героя телешоу. Когда он пришел жить в ее квартиру, у него даже чистых вещей не было, два дня все перестирывал, пока она, не вытерпев, повела его по магазинам. Казанова нашелся…

В глубине квартиры запиликал телефон. Музыка резко смолкла. Алена прислушалась, но толком ничего разобрать не могла, разве что голос Антона был преувеличенно бодрым.

Разговор был коротким. Антон начал носиться по квартире, что-то уронил, что-то опрокинул. А потом бахнула входная дверь. Алена потянула на себя шланг душа. Направив в лицо струю ледяной воды, она порадовалась, что вода смывает с щек не только слезы, но и иллюзии, разбитые вдребезги…

Рекламный ролик крема от морщин снимали в большущем павильоне «Мосфильма». Судя по тому, что режиссер жутко торопился, орал на съемочную группу, да и вообще вел себя крайне суматошно, аренда павильона заканчивалась с минуты на минуту, а съемки еще не закончились.

Антон прибыл на площадку за час до начала, успел выпить кофе и унять дрожь в коленках. По сценарию ему требовалось встретить сходящую со ступеней актрису, вручить букет цветов и проводить восхищенным взглядом. Даже слова учить не пришлось, роль была немая.

Актриса запаздывала. Пока она отсутствовала, режиссер поманил Антона к себе пальцем и, скорбно вздохнув, сказал:

– Давай хоть пройдемся разок, пока эта старая вешалка не приехала. Смотри, значит, она спускается с лестницы…

Антон отрепетировал сцену с помощницей режиссера. Нескладная деваха в длинном пальто спустилась с лестницы, запланированно уронила шарф, ойкнула и незапланированно захихикала. Антон подхватил шарфик, подал девахе букет, проводил до машины, а сам застыл влюбленным болванчиком с томлением во взоре, теребя цветную тряпицу в руке. В короткие минуты он постарался вложить в игру весь талант. Антону показалось, что все получилось просто замечательно.

– Пойдет, – скучно сказал режиссер и махнул рукой. – Только постарайся не выглядеть таким дебилом. Ты должен ею восхищаться, понял? Вос-хи-щать-ся!!! А ты смотришь на нее как людоед на вырезку. Больше романтизма, голубчик, ты же видишь ее впервые в жизни. Давай еще раз…

Репетиция прошла еще дважды, прежде чем выражение лица удовлетворило режиссера. Антона загримировали, наложив на лицо слой крема и пудры, тщательно замазав легкие синяки под глазами. Закончив последний прогон, съемочная группа вяло расползлась по углам, наблюдая, как бьется в истерике режиссер, бесконечно названивающий актрисе.

– Кофе будешь? – буднично спросила Антона деваха в пальто, доставая из сумки маленький термос. Антон кивнул, приглядываясь к новой знакомой, принимая из ее рук горячую крышку от термоса.

Высокая. На первый взгляд кажется совершенно обычной, но это потому, что на лице нет косметики. Классически правильное лицо обрамлено темными, струящимися волосами. Глаза зеленые, ресницы, как у пятилетней девочки, длинные и кукольно загнутые вверх, тонкие пальцы, на аккуратных, коротко постриженных ногтях французский маникюр. Обручального кольца нет, зато есть феерическое цветное тату, окольцевавшее руку вместо браслета: не то дракон, не то какое-то другое реликтовое чудище. Красота!

– Это мантикора, – негромко сказала девушка.

– Что?

– Ну, ты на татушку смотришь, а в глазах немой вопрос. Обычно все спрашивают уже на первой минуте: что это? Вот я и отвечаю сразу: мантикора.

– Прикольно, – хмыкнул Антон. – Где делала?

– А, есть тут один маленький салон на Гоголевском бульваре. Эскиз сама рисовала, мастер долго ругался, говорил – сложно. Но я настояла на своем.

– Ты художница?

– Ну да. Но мои работы никому не нужны.

Что-то брякнуло в глубине павильона, там, где располагались двери. Затем послышался многоголосый гул, перекрываемый истерическими визгами режиссера и басом неизвестного существа. Существо орало на режиссера, запросто перекрывая его вопли.

– А вот и мантикора, – невесело сказала девушка. – Мадам Голубева прибыли. Пойду встречать звезду. Ее еще надо на грим отвести, кофий подать и ублажить, как подобает ее звездному статусу.

– Меня Антон зовут…

– Я знаю, – улыбнулась девушка. – Это ведь я тебе звонила. Я – Алла. Осторожнее с салфетками, не сотри грим.

Антон, поднесший руку к лицу, послушно замер, а потом аккуратно промокнул губы.

Алла.

Интересно было бы увидеть ее без пальто…

Мадам Голубева, крепко сбитая бабенка с целлюлитными бедрами, давно перешагнувшая сорокалетний порог, оказалась вполне адекватной теткой с хорошо поставленным басом и искрометным чувством юмора. Голубева болтала без умолку, даже когда ей красили губы. Спустя полчаса Антон почувствовал, что уже обожает ее.

– Коленька, не кипятись, – совершенно спокойно ответила она режиссеру, вопящему про отставание от графика и что их вот-вот вышвырнут из павильона. – Не надо так переживать. Мы все равно рано или поздно сдохнем.