Я уставился на график.

– Любопытно. Со звезды WISE0855–0714 зараза перекочевала еще и на Вольф 359[52], Лаланд 21185[53] и Росс 128[54].

– Да, каждая инфицированная звезда рано или поздно заражает всех своих соседей. Судя по нашим данным, дальность распространения астрофагов составляет примерно восемь световых лет. Любая звезда, находящаяся в этом радиусе от инфицированной звезды, будет поражена, – прокомментировала Стратт.

Я взглянул на листок.

– А почему именно восемь световых лет? Почему не больше? Или меньше?

– Скорее всего, дольше астрофаги не выживут без звезды, а в течение восьми световых лет они могут просто дрейфовать.

– С точки зрения эволюции, разумно, – признал я. – Большинство звезд расположены на расстоянии, не превышающем восемь световых лет. Поэтому у астрофагов развилось умение перемещаться на такие дистанции во время спорообразования.

– Возможно, – кивнула Стратт.

– И никто не заметил, что эти звезды угасают? – спросил я.

– Они теряют лишь десять процентов светимости, а потом перестают гаснуть. И мы не знаем, почему. Причину так сразу не понять, но…

– Если наше Солнце потеряет десять процентов светимости, мы все умрем, – перебил я.

– Вероятнее всего.

Си немного подалась вперед, демонстрируя вышколенную осанку.

– Мисс Стратт еще не упомянула самое важное.

Русский кивнул в знак согласия. Казалось, он пошевелился впервые за все время.

Си продолжила:

– Вам известно, что такое Тау Кита[55]?

– Известно ли мне? – переспросил я. – В целом да. Это звезда. До нее примерно двенадцать световых лет.

– Одиннадцать целых и девять десятых, – уточнила Си. – Очень хорошо. Большинство бы не ответили.

– Я преподаю естествознание в школе. Мне ли не знать такие вещи, – сказал я.

Си и русский изумленно переглянулись, а потом оба вопросительно уставились на Стратт.

– Он не просто школьный учитель. – Стратт пригвоздила их взглядом.

Си вернула самообладание (честно говоря, она не сильно его теряла) и, прочистив горло, заговорила:

– Тау Кита находится внутри скопления зараженных звезд. Она практически в центре.

– Продолжайте, – подхватил я. – Чувствую, с этой звездой все не так просто.

– Она не поражена. В отличие от всех соседних звезд, – сказала Си. – На расстоянии, не превышающем восемь световых лет от Тау Кита, находятся две сильно инфицированные звезды. Однако сама она до сих пор не тронута заразой.

– Почему?

Стратт порылась в бумагах.

– Это нам и нужно понять. Мы построим корабль и отправим его туда.

– Нельзя вот так просто «построить» корабль для межзвездных полетов. У нас нет соответствующих технологий. Даже близкого их подобия! – фыркнул я.

И тут впервые подал голос русский:

– Вообще-то, друг мой, они у нас имеются.

– Мистер Коморов… – начала Стратт.

– Пожалуйста, зовите меня Дмитрий, – вмешался он.

– Дмитрий возглавляет российскую исследовательскую группу по астрофагам.

– Приятно познакомиться, – произнес Дмитрий. – Рад сообщить, что мы действительно можем совершить межзвездный полет.

– Нет, не можем, – стал спорить я. – Если только вы втихаря не припрятали инопланетный космический корабль.

– В каком-то смысле так и есть, – улыбнулся он. – И не один. И называются они астрофаги. Моя группа исследовала их систему управления энергией. Обнаружилось много любопытного.

И тут все вокруг словно померкло. Я видел лишь Дмитрия.

– Скажите же, наконец, куда девается тепло? Ума не приложу, что они, черт возьми, делают с таким количеством тепловой энергии?

– Мы поняли, – кивнул Дмитрий. – С помощью лазеров. Получился очень яркий эксперимент.

– Это был каламбур?

– Да.

– Мне понравилось!

Мы оба расхохотались. Стратт окатила нас ледяным взглядом.

Дмитрий откашлялся и продолжил:

– Так вот. Мы нацелили жестко сфокусированный лазер мощностью один киловатт[56] на одну клетку астрофага. Она, как обычно, не накалилась. Но через двадцать пять минут свет начал отскакивать. Значит, наш маленький астрофаг сыт. Он хорошо поел: целых 1,5 мегаджоуля[57] световой энергии! И больше не хочет. Но это же уйма энергии! И ее нужно куда-то расходовать.

Забыв о приличиях, я уже почти лег на стол.

– И куда???

– До и после экспериментов мы, естественно, замеряем частицы.

– Конечно.

– И понимаем, что астрофаг стал на семнадцать нанограмм[58] тяжелее. Понимаете, к чему я клоню?

– Не может быть. Наверное, набор веса обусловлен реакцией с воздухом или чем-то подобным.

– Нет. Эксперимент, конечно же, проводился в вакууме.

– Бог ты мой! – У меня даже голова закружилась. – Семнадцать нанограмм… умножить на девять умножить на десять в шестнадцатой степени… 1,5 мегаджоуля!

Я обессиленно шлепнулся на стул.

– Черт… то есть… обалдеть!

– Я чувствовал себя точно так же!

Преобразование массы. Как однажды сказал великий Альберт Эйнштейн, E = mc2. В массе содержится чудовищное количество энергии. Современная атомная электростанция может снабжать целый город на протяжении года, черпая энергию, содержащуюся всего лишь в одном килограмме урана. Да. Всего-то. То есть огромный ядерный реактор работает на одном-единственном килограмме вещества.