Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот там, где Нил низвергается с высочайших гор к так называемым Катадупам, народ, живущий вблизи этого места, ввиду громкости возникающего там звука лишен слуха. Но звук, о котором говорилось выше, производимый необычайно быстрым круговращением всего мира, столь силен, что человеческое ухо не может его воспринять, – подобно тому, как вы не можете смотреть прямо на Солнце, когда острота вашего зрения побеждается его лучами».
Катадупы – пороги в верховьях Нила, упомянутые еще у Геродота: здесь находятся нынешние земли Судана.
Силен – замечательно, что оглушение мыслится по аналогии с ослеплением: как ослепленный яркой вспышкой не может уже ничего воспринимать, так и оглушенный громким звуком не столько портит слух, сколько лишается его. При этом не вполне понятно, как именно души на том свете могут тогда и воспринимать свет, и слышать звук, если на Земле они защищены просто инертностью материи. Явно здесь работает аналогия: философы оглушены звуком небесных сфер, в том смысле, что не могут уже заниматься ничем, кроме философии. Но они могут и слышать, и говорить, если говорят громогласно, во всеуслышание. Значит, и человек, ослепленный небесным светом, может воспринимать свет и сообщать свет, если его тело станет громогласнее, сильнее этого света, станет светоноснее и прозрачнее. Иначе говоря, слава политика должна стать ярче света, и тогда небесный свет не повредит ему после смерти. Данте Алигьери в описании встреч в раю отчасти воспроизводит эти позиции Цицерона.
Изумляясь всему этому, я все же то и дело переводил взор на Землю. Тогда Публий Африканский сказал: «Я вижу, ты даже и теперь созерцаешь обитель и жилище людей. Если жилище это кажется тебе малым, каково оно и в действительности, то на эти небесные края всегда смотри, а те земные презирай. В самом деле, какой известности можешь ты достигнуть благодаря людской молве, вернее, какой славы, достойной того, чтобы ее стоило добиваться? Ты видишь – на Земле люди живут на редко расположенных и тесных участках, и в эти, так сказать, пятна, где они живут, вкраплены обширные пустыни, причем люди, населяющие Землю, не только разделены настолько, что совершенно не могут общаться друг с другом, но и находятся одни в косом, другие в поперечном положении по отношению к вам, а третьи даже с противоположной стороны. Ожидать от них славы вы, конечно, не можете.
Молва – в оригинале просто «речь» (sermo), благодаря которой можно добиться известности (celebritas) и славы (gloria). В античной культуре слава связывалась скорее не со зрительными, а со слуховыми впечатлениями; этим ее античное понимание отличалось, скажем, от библейского, где «славой» (кабод) называется световая вспышка. Конечно, и греки и римляне могли представлять себе славу как блеск, но это скорее был блеск любования, блеск привлекательности, чем блеск непосредственного явления. Цицерон обращается к слуховому представлению о славе – о какой слышимости может идти речь, если разные народы и племена живут обособленно? Тогда как небесная область для него прозрачна равно для шума и света.
Косое положение – так названо нахождение на различных широтах, если угол между двумя широтами меньше 90 градусов. Если он равен 90 градусам, то получается «поперечное положение»: можно провести через одного и другого человека прямые, и они пересекутся под прямым углом в центре Земли. Если же угол больше 90 градусов, то человек оказывается антиподом, с противоположной стороны земли. Заметим, что Цицерон рассматривает человека как прямоходящего, вертикального, тем самым связанного с геометрическими исчислениями мира, через него можно провести ось. Это сразу напоминает понятия о человека как архитектурной мере, от античного архитектора Витрувия («Витрувианский человек», самый известный рисунок Леонардо да Винчи) до Ле Корбюзье.
Но ты видишь, что эта же Земля охвачена и окружена как бы поясами, два из которых, наиболее удаленные один от другого и с обеих сторон упирающиеся в вершины неба, скованы льдами; средний же и наибольший пояс высушивается жаром Солнца. Два пояса обитаемы; из них южный, жители которого, ступая, обращены к вам подошвами ног, не имеет отношения к вашему народу; что касается другого пояса, обращенного к северу, то смотри, какой узкой полосой он соприкасается с вами.
Пояса – климатические пояса, известные еще досократовской философии: уже Парменид поделил землю на пять климатических поясов. Цицерон воспроизводит схему Парменида, Аристотеля и Эратосфена, говоря о двух ледяных, одном жарком и двух умеренных и потому годных для обитания человека климатах. Греческое слово κλίµα означает просто «наклон». Далее речь идет не о том, в каком климате, умеренном или жарком, находятся владения Рима, а в том, что в сравнении с океаном его обитаемые владения выглядят узкой полосой. Нужно заметить, что во времена Цицерона не было власти Сахары над всей Северной Африкой, хотя бы последнюю и называли сколько угодно «жаркой». И Египет, и владения Карфагена считались плодородными землями, а распространение пустыни на эту римскую житницу было вызвано эрозией земли.
Ведь вся та земля, которую вы населяете, суженная с севера на юг и более широкая в стороны, есть, так сказать, небольшой остров, омываемый морем, которое вы на Земле называете Атлантическим, Большим морем, Океаном; но как он, при своем столь значительном имени, все же мал, ты видишь. Разве слава твоя или слава, принадлежащая кому-либо из нас, могла из этих населенных и известных людям земель либо перелететь через этот вот Кавказ, который ты видишь, либо переплыть через вон тот Ганг?
Кавказ – Кавказские горы и Ганг считались границей ойкумены, обитаемой земли, соответственно, с северо-востока и с юго-востока. О народах, обитающих по ту сторону Кавказа (условно, к востоку от Дона) и по ту сторону Ганга, ничего не было известно. С запада естественной границей ойкумены оказывался океан.
Кто в остальных странах восходящего или заходящего солнца или в странах севера и юга услышит твое имя? Если отсечь их, то сколь тесны, как ты, конечно, видишь, будут пределы, в которых ваша слава сможет распространяться! А что касается даже тех, кто о нас говорит теперь, то сколько времени они еще будут говорить?
Но что я говорю! Если отдаленные поколения пожелают передать своим потомкам славу, полученную каждым из нас от отцов, то все-таки, вследствие потопов и сгорания Земли (а это неминуемо происходит в определенное время), мы не можем достигнуть, не говорю уже – вечной, нет – даже продолжительной славы.
Потопы – речь не только о наводнениях, которые бывали и продолжают бывать в Риме сравнительно часто, когда Тибр выходит из берегов (в современном Риме, как и в Петербурге, можно увидеть каменные таблички на зданиях с отметками наводнений), но и в целом об образе катастрофы, уничтожающей привычный порядок дел в Риме, а значит, препятствующей его славе. В «Речи об ответах гаруспиков» Цицерон называет бедствия Рима, происходящие здесь беззакония, «потопом» (tantam conluvionem… tantamque eversionem civitatis – такой потоп и такое переворачивание гражданской жизни вверх дном).