– Но, Никки, патриотизм – это не только готовность сорваться с места и бежать на другой конец света. Умение терпеть и подчиняться установленному порядку – разве это не добродетель? Кропотливо и усердно работать у себя дома – разве это не патриотизм? – вставил свои «пять копеек» Сандро. – И не получится ли так, что мы, отправляя в Африку неограниченное количество добровольцев, именно таким образом и выращиваем себе ребеленов?

– Согласен, – проронил император, возвращаясь к письмам. – Патриотизм – это не обязательно готовность ехать за тридевять земель, но и не чинопослушание и маршировка строем. Это чувство ответственности, упрямство и дерзость. Умение исполнять свой долг и требовать исполнения с других. И всё это не отменяет желание восстановить справедливость как базовую потребность сразу после необходимости иметь кусок хлеба и крышу над головой.

Мы договорились, что Николай Михайлович возьмёт под свою опеку добровольцев, возвращающихся из Трансвааля. Будет правильно, если и желающие туда попасть будут проходить через его руки. Тем более, посмотрите, какие у нас замечательные люди! Вот послушайте:

От повивальной бабки

Елены Александровны Дмитриевой

Прошение[13]

Ввиду множества акушерок в Петербурге практика редка в данное время, я совершенно свободна и потому хотела бы употребить оное с пользой не для одной себя. Между прочим, соревную к общественным симпатиям к угнетённому населению Трансвааля, имею искреннее желание отправиться туда, дабы оказать посильную помощь воюющим бурам. Узнав из органов печати, что Красным Крестом формируется отряд для отправки в Трансвааль на помощь раненым и их семействам, имею честь усерднейше просить Главное управление Российского Общества Красного Креста об отправлении меня в Трансвааль с отрядом сестёр милосердия.

Елена Дмитриева

А вот следующее прошение:

От лейб-гвардии Егерского полка штабс-капитана Александра Владимировича Геруа I

1. Желая отправиться на театр англо-трансваальской войны и не располагая личными средствами, хотел бы получить назначение санитаром в состав ныне формирующихся отрядов Российского общества Красного Креста, состоящего под Августейшим покровительством Её Императорского Величества государыни императрицы Марии Фёдоровны.

2. Окончил курс в Пажеском Его Императорского Величества корпусе, откуда в 1891 г. из камер-пажей выпущен в лейб-гвардии Егерский полк подпоручиком, в поручики произведён в 1895 г.

3. В 1898 г. за успешное окончание полного трёхгодичного курса Николаевской академии Генерального штаба по 1-му разряду произведён в штабс-капитаны с отношением в свой полк и с прикомандированием к штабу войск гвардии и Санкт-Петербургского военного округа, откуда был командирован в штаб Гвардейского корпуса, а затем в штаб 1-й Гвардейской пехотной дивизии.

– Ну, Николай Михайлович! Разве это не воспеваемые вами Liberté, Égalité, Fraternité[14], когда и повивальная бабка, и сиятельный граф готовы выполнять обязанности санитара, лишь бы приобщиться к благородному делу? Беречь это стремление надо, как зеницу ока, беречь и преумножать! Всех, изъявивших желание отправиться помогать бурам, следует взять на заметку и предупредить, что их желание будет удовлетворено по способности. А удовлетворять придётся нам с вами, Николай Михайлович, поэтому стиль работы придётся менять…

– Я так понял, Никки, что менять придётся не только стиль? Что ещё подлежит реформированию?

– Всё, что мешает нормально существовать, и всё, что выглядит противоестественно. Вот, например, это непотребство под названием «недопущение морганатических браков». Я знаю брак по любви и брак по расчёту. Но и в первом, и во втором случае – это соглашение двух взрослых людей, в выбор которых вмешиваться просто неприлично. Не так ли?

Император намеренно бил под дых. Весь дом Романовых был кладбищем несчастной любви, павшей в схватках с высочайшими предписаниями, а Николай Михайлович был одним из дважды потерпевших. В молодости он влюбился в дочь великого герцога Баденского Викторию, а её за него не отдали, хотя она и была согласна. Папенька не велел. Прямо сейчас князь опять был влюблён, и снова скандально. Речь шла о замужней даме, Елене Михайловне Барятинской, с которой у князя к этому времени довольно долго тянулась любовная связь. С мужем, между прочим, адъютантом Николая Михайловича, Барятинская давно разъехалась и при желании могла развестись. О её сыне и так давно уже заботился не супруг, а Николай. Но брак все равно получился бы морганатическим, поэтому князь тянул с предложением… И тут такие речи!..

– Я вот не пойму, – тем временем продолжал император, – почему Алексей Михайлович и Пётр Алексеевич двести лет назад могли себе позволить жениться на ком хотели, а сейчас, в эпоху тотального технического прогресса и расцвета науки, брак по любви может быть осуждаем и запрещаем. Что за непонятные предрассудки?

– И у тебя, Никки, есть желание… – осторожно попытался продолжить мысль Николай Михайлович…

– Да, таковое имеется, но для его обоснования необходим хороший кропотливый специалист, который любит историю не как профессию, а как непреодолимую потребность к истине. Кто бы мог непредвзято, честно, спокойно и без излишней подобострастности написать историю дома Романовых от самых-самых истоков – от Адама и Евы, не обращая внимания на всю верноподданническую чушь, которая лезет в глаза сегодня?[15]

– Считай, Никки, что такого ты уже нашёл, – подал голос Сандро. – Мой брат будет работать не за страх, а за совесть, тем более что в этом деле у него имеется личный интерес, не так ли? А я готов всемерно помогать и способствовать…

– Боюсь, Сандро, что на это у тебя точно не хватит времени, потому что именно тебе придётся организовать непрерывное морское сообщение с бурскими республиками для переброски наших специальных команд добровольцев туда и эвакуации их оттуда. Они теперь будут отправляться в Африку не для абстрактной помощи, а строго с определёнными заданиями.

– Я тоже боюсь, Никки, – вмешался Николай Михайлович, – боюсь, что ты свалишься в обморок или тебя хватит удар от переутомления и недосыпания. И я на правах хозяина этого дома и как твой дядя настоятельно прошу… нет, даже требую немедленно отправиться отдохнуть хотя бы несколько часов…

Император с сожалением оглядел внушительную кипу непрочитанных писем, вываленных в кресло, и согласно кивнул.