«Все-таки нам очень повезло, – подумала Рания, прочитав письмо. – Разве могу я желать чего-то большего?»

Но вдруг ей в голову пришел ответ на собственный вопрос, который она тут же попыталась отогнать.

Она старательно заставляла себя думать о чем-нибудь другом.

* * *

В палате лордов их ждали на ужин к семи часам.

– Но ведь это же очень рано? – заметила Рания.

– Это обычная практика, когда вас приглашают на ужин в палату лордов летом, чтобы гости могли выйти на террасу и полюбоваться Темзой, перед тем как пройти в столовую.

– О, это было бы замечательно, поскольку, я слышала, с террасы открываются потрясающие виды.

– Это действительно так, но завтра мы будем плыть по реке, и тогда с Темзы перед вами откроется совсем другой вид на здание парламента.

– Вас послушать, так завтра нам предстоит настоящее приключение!

По просьбе Чарльза она надела одно из своих самых красивых платьев, хотя и не такое декольтированное, как остальные ее вечерние наряды.

Платье белого цвета с кружевной каймой на рукавах имело модный оттенок и было украшено мелким кружевом по фестончатому подолу, доходившему до середины лодыжки.

Глядя на нее, Чарльз подумал, что она выглядит очень молодой, очаровательной и какой-то воздушной.

Чтобы подчеркнуть ее неземную красоту, Антонио сделал ей новую укладку, смягчив прежнюю строгость.

Рания сочла, что бриллианты для такой оказии будут выглядеть слишком уж нарочито, и потому надела только жемчужное ожерелье, отказавшись от всех других драгоценностей, кроме обручального кольца.

– Как я выгляжу? – осведомилась она у Чарльза, сходя вниз.

Этот вопрос Рания задавала ему каждый вечер на тот случай, если Чарльзу не нравилось что-либо в ее наряде или если, говоря его собственным языком, она «не выглядела на все сто».

– Вы – воплощение очарования и женственности, – отозвался он. – Все престарелые лорды до единого, а среди них есть и настоящие развалины, наперебой примутся ухаживать за вами!

Рания звонко рассмеялась и взмахнула руками:

– Очень надеюсь, что этого не случится!

Когда они прибыли в палату лордов, служащий в красной ливрее сопроводил их на террасу, где графиня Стагхерст, которой исполнилось уже почти шестьдесят, принимала гостей вместе со своим супругом, который был по крайней мере лет на пятнадцать старше ее.

Чарльз был давно знаком с графиней, и потому, когда с приветствиями было покончено и он представил миссис Стагхерст Ранию, та сказала:

– Генералу Валлису не терпится поговорить с вами, потому будьте хорошим мальчиком и уделите ему несколько минут. Он сидит в дальнем конце террасы, у него обострилась подагра, и ему трудно ходить.

– Я сейчас же подойду к нему, – пообещал Чарльз.

Он служил в армии под началом генерала Валлиса и питал к нему огромное уважение, прекрасно зная, что и генерал платил ему тем же.

В палату лордов они прибыли точно в назначенный час, тем не менее терраса уже казалась битком забитой элегантными дамами и, скажем так, джентльменами не первой молодости.

Лакеи разносили подносы с напитками.

Чарльз взял бокал шампанского, а Рания отрицательно покачала головой.

Она не слишком жаловала алкоголь, к тому же не без оснований полагала, что раз ей нужно помнить массу самых разных конфиденциальных вещей, то ей требуется ясная голова.

Едва они отошли от графини, Чарльза стали наперебой окликать его друзья, в большинстве своем – старше его, и все они как один горели желанием познакомиться с Ранией.

Помня о просьбе графини, Чарльзу с помощью сложных маневров все-таки удалось увести Ранию в дальний конец террасы, где он и обнаружил старого генерала, который сидел на низком стуле, вытянув перед собой пораженную подагрой ногу.

– Здравствуйте, сэр. Как поживаете?

– Я ждал встречи с тобой, Чарльз. Представь меня этой молодой леди, на которой ты собираешься жениться. Полагаю, ей известно, что за тобой нужен глаз да глаз!

– Я уже сказал ей, что она – очень храбрая женщина, раз согласилась взять меня в мужья!

– Что ж, мне остается лишь воздать должное твоему вкусу, – заявил генерал, пожимая руку Рании. – Ты – настоящий счастливчик.

– Мне это известно, сэр, – согласился Чарльз.

– И мне тоже очень повезло, – вставила Рания. – Я очень горжусь теми наградами, которых Чарльз был удостоен на войне.

– Будь на то моя воля, он получил бы их куда больше, – заявил генерал. – Он храбр и обладает здравым смыслом, чем не может похвастаться большинство нынешних молодых выскочек!

Рания улыбнулась и присела рядом с ним.

Свободный стул был только один, и Чарльз стал оглядываться по сторонам в поисках другого.

При этом он заметил, как кто-то пробирается к ним сквозь толпу.

Это была Сильвер.

Он совершил непростительную оплошность, забыв, что графиня приходилась какой-то родственницей матери Сильвер.

Прояви он хоть каплю благоразумия, то наверняка отказался бы от приглашения.

Он не сомневался, что, как только представит Сильвер Рании, та поведет себя с девушкой грубо, чем поставит их в неловкое положение, или же начнет кокетничать с ним, что окажется в равной степени неловким.

Поэтому он быстро повернулся к Рании.

– Оставайся здесь, с генералом, – прошептал он ей.

После этого он двинулся навстречу Сильвер – раз уж неприятного разговора не избежать, то пусть он состоится как можно скорее.

Рания развернулась к генералу.

– Расскажите мне о том, чем занимался Чарльз на войне, – попросила она. – Мне бывает нелегко заставить его говорить о себе самом, тогда как тема эта, вполне естественно, крайне меня интересует.

– Разумеется, она не может вас не интересовать, дорогая моя. Он был выдающимся солдатом. На него всегда можно было положиться, и, если мы оказывались в трудном или даже безвыходном положении, Чарльз неизменно приходил на выручку! Каким-то невероятным способом он всегда находил выход или умудрялся сделать так, что мы наносили поражение противнику.

– Именно об этом я и хотела узнать, поэтому прошу вас, генерал, расскажите мне подробнее.

Едва он неспешно, глубоким голосом приступил к повествованию, как их прервал резкий звук, очень похожий на жалобный собачий вой.

Он донесся с другой стороны ограждения, установленного в конце террасы, но прутья располагались так близко друг к другу, что сквозь них почти ничего нельзя было разглядеть.

Собака заскулила вновь, и Рания услышала, как какой-то мужчина сказал: