Конечно, ордунг, приказ… Нам остается объяснить, что Вильгельм не вправе отдавать приказы, ведущие к массовой гибели подданных.

– Как это сделать?

– Вы увидите это в смете расходов. Пропаганда – наш главный шаг на первом этапе. Деньги нужны, чтоб десятки ораторов из числа самых левых социал-демократов ездили по стране, агитировали против войны, требовали специального заседания Рейхстага по вопросу мире с Францией.

– Понятно. Сумму уточните. Но одна только агитация…

– Не даст энергичного взрыва, герр Клаус. Нужен повод для возмущения. Как убийство рабочего полицией в Гамбурге. Тут возникает трудность: враг тоже учится. Активистов будут задерживать, но не убивать.

Федор отложил папку. Слушать карбонария было даже полезнее и интереснее, чем читать.

– Как вы преодолеете эту трудность?

– Сейчас расскажу о том, что не доверишь бумаге, – Троцкий поправил пенсне и выпалил: – Активистов будем убивать мы сами и сваливать на власть. Полиция начнет отрицать, но ей не поверят. Наоборот, отрицание повлечет рост возмущения. Я планирую похищение людьми в штатском, на глазах свидетелей, Розы Люксембург и Клары Цеткин. Позже женщин найдут убитыми. Манерой вести себя похитители должны напоминать полицейских – столь же бесцеремонных и самоуверенных. Скажете – дорого? Зато привлечем настоящих профессионалов, которых не поймают и не изобличат. А через несколько дней после убийств станет уже не до выяснения истины – Германия вскипит.

– Он это всерьез? – спросил Федор у Друга и, получив подтверждение, заключил: – Настоящий упырь!

О ликвидации двух соратниц-коммунисток Троцкий говорил примерно с тем же накалом эмоций, что и кухарка о разделке рыбы для приготовления кошерного блюда рыба-фиш. Чувства прорвались, когда он заговорил о практической реализации восстания.

– В каждом из этих городов ждут своего часа повстанческие рабочие комитеты. Как только митинговая стихия выльется в открытое неповиновение властям, комитеты должны организовать толпу. Выдать оружие, подчинить единому командованию, разбить по отрядам, поставить задачи. А задачи эти таковы: блокировать почту, телеграф, банки, железнодорожные вокзалы, в Гамбурге – порт. Еще казармы военных частей. Среди солдат проведут агитацию, и она подействует – там принудительно одетые в шинели рабочие и крестьяне, не желающие воевать.

Троцкий перевел дух и продолжил.

– Как только будет захвачена власть в городах и телеграф, восстание координируется по всей стране. Князья сосредоточатся на попытках задавить восстание у себя. На судьбу Берлина и целостность империи в такое время им будет наплевать. Образуем высший орган рабочей власти – рабочий конгресс, парламент… На горящем здании Рейхстага напишем наши имена! И от имени конгресса объявляем об одностороннем выходе из войны с Францией, освобождении всех земель, захваченных ранее.

– Победа?

– Нет, герр Клаус. В этом уравнении остается одна неизвестная переменная. Она может оказать решающее влияние на события. И обратить наши успехи в прах. Кайзер. Он – самый сильный боевой маг планеты, в одиночку стоит дивизии. Практически неуязвим. Раньше не выходил к митингующим и бастующим, хоть способен без чьей-либо помощи разогнать десятитысячную толпу. До поры до времени избегал личного участия в расправах, сберегая репутацию «отца» для каждого германца. Пока он жив и свободен, революция не победила.

Федор поднял руку с растопыренными пальцами.

– Итак. Первое. Нужны деньги. Решаемо в ближайшие дни, – он загнул один палец. – Второе. Оружие. Пистолеты-пулеметы и ручные пулеметы. Гранаты. Для вооружения ударного отряда рабочих на каждый центр восстания. Сложно организовать доставку…

– Организуем, – вставил Троцкий, и Федор загнул второй палец.

– Что касается ваших опасений по поводу мощи кайзера, они не лишены оснований. Но! Маги не неуязвимы и не бессмертны. Действительно, убить их сложнее, чем простецов. Я сам обладаю даром и хорошо представляю пределы возможностей магов, поэтому лично займусь проблемой. Правда, пока не знаю как. Решим по ходу дела.

– Вы заражаете своим оптимизмом, камрад, – усмехнулся Троцкий. – Допустим, вам удастся нейтрализовать его. Что вы хотите по окончании революции? Место премьер-министра?

– Я уеду из Германии. Возможно, и из Европы, у меня несколько другие планы, – тут Федор покривил душой. Конкретных планов он не имел. – Вам тоже не светит место канцлера. Не подданный Рейха, не уроженец Германии, к тому же еще – еврей. Что на фоне общего антисемитизма… Нет, вряд ли.

– Совершенно согласен! – кивнул Троцкий. – Моя цель – мировая революция, и ее пожар непременно должен перекинуться на Россию. Что же, заканчиваем… Вот список первоначальных расходов, герр Клаус. Ход за вами. На сем разрешите откланяться.

Федор обратил внимание, что Троцкий чаще называл его герром, чем камрадом. То есть не определился с отношением. Ничего. «Иудушка» или «политическая проститутка», как его величал Ульянов-Ленин, настроен последовательно и решительно. Намекает, что у него разветвленные контакты в рабочей среде и в среде социал-демократов в важнейших городах Рейха.

Проблема Вильгельма… Если удастся решить ее под шумок, не исключено – удастся выяснить, из-за чего немцы столь рьяно искали Юсупова-Кошкина. А повезет – так и устранить причину их интереса.

В отличие от Троцкого, Федор счел бы успехом и существенное ослабление Рейха в результате революции. Всемирная пролетарская революция в «перманентном» темпе человечеству абсолютно не нужна.

«Иудушка» не учитывает, что революция пожирает своих создателей. Друг не очень хорошо помнил историю своего мира, но знал, что «отцов» Великой французской революции – Марата, Дантона и Робеспьера – перемножили на ноль довольно быстро. Как и большинство «пламенных» ленинцев, авторов «Великого Октября». Сам Троцкий вроде бы пережил тридцать седьмой год, голову ему проломили позже и где-то за границей СССР.

Такова закономерность. Любая революция приводит к крови. Троцкий готов выстилать трупами путь к успеху, причем трупами женщин, и не каких-то с улицы, а сотоварищей по борьбе за светлое коммунистическое будущее. Противно до омерзения…

Но Федор не вправе позволить себе чистоплюйство. Германия – враг России. Развалить вражескую державу изнутри в белых перчатках невозможно.

Дождавшись, когда Троцкий исчез из вида, он поднялся и разрешил себе часовую прогулку по Ботаническому саду. Здесь чертовски приятно, не сравнить с Гамбургом!

Но, положа руку на сердце, стоит признаться: не хватает Юлии. Пусть она ветрена, переменчива, но, похоже, искренна. Приехала в Гамбург с известным риском для себя, привезла деньги. Свои, последние! А ведь на фото, толкнувшим ее в дорогу, мог быть изображен и не он…