Несколько недель спустя Хемингуэй написал министру пространное письмо. Писатель развивал тему, которую он не раскрыл в деталях во время встречи, — противоречия в Китае между националистами и коммунистами, иначе говоря, то, что трудно было преувеличить. По его мнению, в стране существовал серьезный риск гражданской войны. Хемингуэй высказывался уважительно, но не стеснялся давать рекомендации по политике: «…во все времена всем было ясно, что мы никогда не финансируем гражданские войны каким-либо образом». Из этого следовало, что Соединенные Штаты должны прекратить помощь, если Чан повернет ружья против коммунистов.

Строго говоря, Хемингуэй не шпионил в Китае. Там не было тайных встреч. Никто не выдавал, не крал и не покупал государственные секреты. Просто он и Геллхорн удостаивались аудиенций, где с ними делились информацией. И коммунисты, и националисты использовали его для передачи своих посланий американской публике и американскому правительству, а министр финансов услышал доклад из уст опытного путешественника, только что вернувшегося из Китая. Это мало чем отличалось от того, что происходило в мадридском отеле Gaylord в 1937–1938 гг. Хемингуэй еще раз почувствовал, как приятно быть своим среди чиновников высшего ранга.

Встреча с Моргентау была особенно приятной. Моргентау, в отличие от Чана и Чжоу, хотел услышать, что скажет Хемингуэй, а не наоборот. В какой-то мере Хемингуэй согласился сотрудничать с НКВД потому, что Вашингтон не прислушивался к нему во время гражданской войны в Испании. Теперь все изменилось. Разговоры с политиками, возможно, не так увлекательны, как шпионаж, но для того, кто устал от международных интриг, они служили неплохой заменой. Пожалуй, именно поэтому Хемингуэй не проявлял особой активности после знакомства с Голосом — у него теперь было другое, вполне подходящее ему занятие.

Человек, который помог установить связь с Моргентау и найти для Хемингуэя иное занятие, нежели шпионаж в пользу Советов, был сам «наиболее высокопоставленным» советским шпионом в американском правительстве. Гарри Декстер Уайт, правая рука Моргентау, давно симпатизировавший коммунистам, тайно передавал секретную информацию советской разведке. Он прекрасно понимал, что делает и на какой риск идет. С точки зрения советских спецслужб, недостаток Уайта заключался в том, что он не слишком подчинялся указаниям. Во многом как и Хемингуэй, этот человек считал, что может и должен проводить собственную внешнюю политику. Он сам решал, чем делиться с советскими спецслужбами и как контактировать с ними.

Свидетельств, указывающих на то, что советские спецслужбы требовали установить контакт с Хемингуэем, или на то, что Уайт передавал спецслужбам информацию о Хемингуэе, нет. Маловероятно и то, что та или иная сторона подозревала другую в наличии связей с НКВД. Трудно представить, что эти два скрытных мужчины рискнули бы раскрыть свои секреты. Когда Уайт предложил Хемингуэю подготовить доклад по Китаю, он практически наверняка действовал от имени министерства финансов, а не Москвы.

По иронии судьбы выполнение задания в Китае вылилось во взаимосвязь с другой разведывательной службой, которая приобрела значительно большее значение для Хемингуэя, чем его взаимосвязь с Советами. История начинается с эксцентричного наемника по имени Чарльз Суини, который, по некоторым сведениям, был офицером Французского иностранного легиона. Он дружил с Хемингуэем еще с 1920-х гг. У писателя всегда находилось время для Суини, особенно когда шла какая-нибудь война и тот проталкивал очередной сумасбродный план с характерной для него страстью. Суини притягивал к себе друзей, которые, как и он сам, не вписывались ни в какие стандартные рамки. Через него Хемингуэй познакомился еще с одним американским оригиналом — подполковником морской пехоты Джоном Томасоном-младшим.

В безупречно сидящей форме, с короткими, разделенными на пробор посередине каштановыми волосами, этот гордый техасец был участником Первой мировой войны, героем жестоких окопных боев в 1918 г. Он любил крепко (даже для морского пехотинца тех времен) выпить, здорово рисовал портреты и писал короткие рассказы. (Его морские истории, особенно вошедшие в первый сборник «Примкнуть штыки!», стали почти культовым произведением для многих поколений морских пехотинцев.) Хемингуэй и Томасон к тому времени уже знали о существовании друг друга. Помимо прочего, у них был один и тот же редактор, доблестный Макс Перкинс.

Летом 1941 г. Томасон служил в управлении военно-морской разведки в Вашингтоне, находившемся в здании военно-морского министерства, которое построили в 1918 г. в качестве места для временного размещения штаб-квартиры. Оно было частью большого прямоугольного комплекса «временных зданий», которые заняли пространство между мемориалами Линкольна и Вашингтона. Поскольку они входили в военно-морское министерство через главный вход на Конститьюшн-авеню, Хемингуэй и Геллхорн, возможно, не видели единственную достопримечательность здания — расположенный рядом Зеркальный пруд. Здание оставило у Геллхорн впечатление всепроникающей бюрократии. Как она вспоминала позднее, ее и Хемингуэя «призвали… чтобы ответить на вопросы о Китае» и «мрачно отреагировали» на заявление о том, что «после этой войны к власти в Китае придут коммунисты».

Геллхорн описала все совершенно правильно, кроме мрачности. Тон встречи был оптимистичным. Под впечатлением от ее выводов Томасон сообщил Перкинсу, лишь с чуть заметным намеком на снисходительность, что «она, похоже, личность сама по себе», а не просто довесок к «очень дельному и достойному» Хемингуэю. Томасон больше всего был рад тому, что наконец познакомился с легендарным автором, и надеялся, что это не последняя их встреча. Он получил то, что желал. Мировая война уже была на пороге американского континента, и двум воинам-писателям, Томасону и Хемингуэю, предстояло вместе бороться с нацистами в районе Карибского моря.

Тайная война на суше

В 1942 г. специальный агент ФБР Р. Дж. Ледди был переведен на работу в американское посольство на Кубе на фешенебельном бульваре Пасео-дель-Прадо, который тянулся от бухты до Капитолия и отделял старую Гавану от новой. Пасео-дель-Прадо славился своим широким тротуаром, обрамленным лавровыми деревьями и украшенным мраморными скамейками. Посольство располагалось в большом особняке с колоннами, построенном бывшим президентом Хосе Мигелем Гомесом для своей семьи в самом начале столетия.

Мы знаем о жизни Ледди лишь то, что он представлял ФБР на Кубе и что Хемингуэй не переносил его из-за этого. Как-то весной во время партии в хай-алай — игры, похожей на сквош, но с использованием твердого мяча, который летает по корту с бешеной скоростью, — Хемингуэй назвал его перед своим кубинским другом сотрудником американского гестапо. Позднее Хемингуэй сказал, что пошутил, но Ледди не поверил ему. Писатель очень скоро показал свое истинное лицо, когда гаванские полицейские задержали рослого — 195 см — молодого американского спортсмена Уинстона Геста, который работал на Хемингуэя. Его доставили в центральный полицейский участок и там избили. Выйдя на свободу, Гест тут же отправился в усадьбу Finca Vigía, чтобы доложить о случившемся Хемингуэю.