До сих пор у нее не было никаких памятных вещичек. Теперь будет. Смешная собачья мордочка — трогательное воспоминание о чудесном дне.

— Тейлон, милый, — проговорила она, выключая в спальне свет. — Пусть у тебя все будет хорошо! И... может быть, мы еще когда-нибудь встретимся?

Вскоре после полуночи ноги сами принесли Тейлона к дверям клуба «Бегущий Волк» на Канал-стрит. Напрасно он старался убедить себя, что зашел сюда лишь из-за даймонов, которые частенько крутятся вокруг увеселительных заведений: ведь пьяные смертные — легкая добыча.

Напрасно говорил себе, что всего лишь выполняет свою работу.

Весь этот самообман рассеялся, едва его взгляд отыскал темные окна второго этажа.

Чем-то она сейчас занята? Работает у мольберта? Или уже легла?

Он пришел сюда, потому что тосковал по Саншайн.

Тейлон чертыхнулся сквозь зубы. Ашерон не ошибся: эта женщина все еще в нем.

И, как он ни старается, не может изгнать ее из своего сердца.

Вот и сейчас он как будто чувствовал ее нежное тело, распластанное на постели, жаркое дыхание на своей коже. Чувственный хрипловатый шепот с мягким южным выговором.

А ее руки...

Боги! Каждое прикосновение — как песнь ангелов!

Эта женщина не только вознесла его на вершину наслаждения, но и — бог знает почему — глубоко тронула его сердце.

С каким теплом, с каким радушием она принимала его и встречала его любовь! И речь не только о сексе...

Чем же она его околдовала? Как удалось этой смертной прочно войти в его чувства?

В его мысли?

Что хуже всего — Тейлон ясно понимал: будь он человеком, он остался бы с ней.

Но ты — не человек.

В таких напоминаниях он не нуждался. Тейлон слишком хорошо помнил, кто он. До сегодняшнего дня ему это нравилось. Пожалуй, нравится и сейчас. Его работа трудна и опасна — но именно этим чертовски интересна.

И все же...

— Спейрр! Что ты здесь делаешь?

Голос Сиары выплыл из темноты. Тейлон вздрогнул, ощутив себя пойманным на месте преступления.

— Ничего.

Вслед за голосом в воздухе появилось лицо — прекрасное мерцающее лицо, озаренное понимающей улыбкой.

Тейлон устало вздохнул. В самом деле, какой смысл скрываться от тех, кто читает твои мысли?

— Ну ладно, ладно, — неохотно признал он, — зашел проверить, как она.

— У нее все хорошо.

— Вот это меня и угнетает! — выпалил Тейлон, прежде чем сообразил, что лучше бы ему придержать язык.

— А ты хотел бы, чтобы она страдала по тебе? — рассмеялась Сиара.

Разумеется! Ну, то есть... страдать не обязательно, — но хоть немного пожалеть!..

— Бедный Спейрр! — покачала головой Сиара. — Впервые за столько лет встретил женщину, которая не считает тебя подарком небес!

Тейлон возвел глаза к небу.

— Хорошо, может быть, я немного себя переоцениваю... — Сиара подняла бровь, и он поправился: — Согласен, допустим, я значительно себя переоцениваю... но, черт побери, я не могу выбросить ее из головы! Почему же она ничего не чувствует?

— Я ведь не сказала, что она ничего не чувствует. Сказала только, что она не страдает.

— А о чем она думает, черт возьми?

— Если хочешь, могу выяснить.

— Nae! — быстро ответил Тейлон. Не хватало только, чтобы Сиара узнала во всех подробностях, чем занимались они с Саншайн сегодня после полудня!

Она — невинная юная девушка. Уже полторы тысячи лет. И пусть такой и остается.

Неслышными шагами сестра обошла вокруг него. Почему-то она очень любила так делать — с самого раннего детства. Тейлон помнил, как, едва научившись бегать, она носилась вокруг него кругами, доводя его до головокружения.

Даже сейчас, когда перед ним стояла взрослая девушка, Тейлон мысленно видел сестру малюткой. Вот она сидит у него на коленях, играет его косичками, лепечет ему что-то на своем младенческом языке...

Совсем как Дира.

При этом воспоминании сердце его болезненно сжалось.

Сиара не была единственной сестрой Тейлона. Всего у него было четыре младших сестренки. Фиа умерла во младенчестве. Тресс дожила до пяти лет и погибла от той же болезни, что унесла их мать.

А Дира...

...Ей было всего четыре года.

Она убежала из дома на рассвете, чтобы увидеть фей, рассказами о которых дурачил ее старший брат. Он уверял, что, если встать рано-рано, на восходе солнца, — можно увидеть, как феи танцуют на лужайке за окном.

Сквозь сон пятилетний Тейлон услышал, как открылась и вновь закрылась дверь их хижины. Сначала он подумал, что это отец, но, повернувшись на другой бок, чтобы снова заснуть, понял, что Диры нет рядом.

Сон будто испарился: он вскочил и бросился за ней.

Тейлон рассказывал сестре, что феи пляшут на скале, — на краю утеса, круто обрывающегося в море. Там он ее и увидел. Она цеплялась за камни над обрывом.

Услышав ее пронзительный крик, он побежал еще быстрее.

Но не успел. Слабенькие ручки четырехлетней крохи не могли долго удерживать ее на краю пропасти.

Когда он добежал до обрыва, она уже лежала внизу, и волны омывали ее безжизненное тельце.

Даже сейчас, стоило закрыть глаза, он ясно видел ее под обрывом. Видел лица родителей, когда разбудил их, чтобы сообщить ужасную весть.

Но хуже всего было то, что он видел обвинение в глазах отца.

Ни отец, ни мать ни словом не упрекнули сына, но Тейлон знал: в случившемся они винят его.

Он и сам знал, что виноват.

Вот почему он так оберегал Сиару и Тресс. Когда Сиара осталась его единственной сестрой, он готов был на все, лишь бы с ней не случилось ничего дурного...

Сейчас он ощутил, что Сиара хочет что-то ему сказать, но колеблется.

— Какие новости из мира даймонов? — спросил он.

Сиара ответила не сразу.

— Откуда ты узнал?

— Обычно, когда я охочусь, ты составляешь мне компанию, — но не в этот раз. Что-то случилось?

— От тебя ничего не скроешь, — улыбнулась Сиара. Затем обхватила себя руками, словно ей вдруг стало холодно: — Ходят слухи о какой-то новой силе. Новая злая сила появилась в городе. Иная, не даймоническая.

— Что же это? Гоблин, упырь, демон?

— Никто толком не знает. Источник силы окружен даймонами, но сам он — не из них. Это что-то другое.

— Какой-то бог?

Сиара пожала плечами: