Но Лоис тут же опровергла его домысел. Она зачерпнула ладонями чистую, прозрачную воду и жадно припала к ней губами. Попила, затем зачерпнула снова и опрокинула ковш из ладоней на лицо, на волосы. Габриэль последовал ее примеру. Вода бодрила, освежала; после долгого ночного похода несколько глотков прохладной влаги пришлись очень кстати.

– Иди вдоль реки, она выведет тебя к Мирациллу, – пояснила Лоис, указав на запад.

– Сколько потребуется времени?

– Точно не знаю, но, думаю, не больше пяти дней.

Неблизкий путь, огорчился Габриэль. Впрочем, тут же приободрился, оценивая обстановку и вспоминая переход через лес, раскинувшийся на Дальнем берегу. Сверов в лесу, похоже, нет, воды в избытке, в реке наверняка есть рыба, да и сын охотника его кое-чему научил. Так что глупо жаловаться. А если встретятся сельские, то у него уже заготовлена история. Быть может, она наконец-то пригодится.

Лоис вошла в реку, вода обтекала ее колени. Женщина повернулась и посмотрела на Габриэля.

– Спасибо тебе, человек с Семи островов. И за Итана тоже, – проговорила она и, немного подумав, добавила: – Да хранит тебя Лит.

– И тебя пусть оберегают боги Элементоса, – сказал Габриэль, глядя в спину уходящей женщины.

Река шумела, брызгала, налетая на женщину, осторожно ступающую по дну. Габриэль стоял на берегу до тех пор, пока Лоис не скрылась из виду. Ему почему-то хотелось, чтобы она повернулась снова и помахала ему на прощанье. Но как только Лоис преодолела реку, то за ее спиной опять выросли крылья. И понесли ее вперед, к родному селу.

Габриэль зачерпнул воды, омыл лицо, протер шею, пытаясь избавиться от накатившей усталости, и неспешно двинулся вдоль реки, как советовала Лоис. Пурья звучала, как звучит вино, льющееся из кувшина в кубок, бросала мелкие брызги и несла, крутила мелкие зеленые листики, похожие на лодочки.

Солнце блестело на воде, начинало пригревать макушку. Глядя на поблескивающий поток и слушая его говор, Габриэль представил Мирацилл – шумный и прекрасный город-государство, когда-то принадлежащий мэнжу и диррам. Высокие белые башни с золотистыми вершинами, которые напоминали конусообразные шляпы древних чародеев, желтели под облаками. Ветер трепал яркие, разноцветные знамена. Роскошные фонтаны играли водой, разбрасывая тысячи брызг и собирая вокруг себя изумленных зевак. По просторным улицам ходили, галдели тысячи жителей, а из трактиров и пекарен неслись запахи свежего горячего хлеба, жаркого и пряностей.

Мэйт остановился, посмотрел в воду в надежде увидеть рыбу. Теперь он был один, и никто не мешал ему пользоваться магией в полную силу. С помощью заклинаний можно наловить рыбы, с помощью заклинаний можно разжечь костер, чтобы приготовить ее на огне. У самого дна проскочила какая-то мелочь. Габриэль отвел взгляд, повернулся к деревьям, вспомнив, что совсем недавно видел рыжеватые грибы, и… вдохнул уже знакомый запах опасности. Запах свера!

Страх в мгновение ока заглушил и голод и усталость. С севера донесся лай. Два здоровенных лохматых пса неслись рядом со свером, не позволяя себе его обогнать. Бежать сломя голову уже не имело смысла, а из-за псов жечь свера огнем нельзя. Даже если огненный удар уничтожит свера, то останутся псы. Требовалось использовать заклинание, способное ошеломить всех противников разом.

Габриэль сжал правую ладонь в кулак, взывая к магии и принося извинения богине земли за то, что собирается сделать. Потекли тайные слова, заглушая шум реки. Кулак словно потяжелел вдвое, когда его покрыл, точно прозрачная перчатка, густой зеленый свет. Рука затряслась, едва сдерживая чудовищную силу. Казалось, вся магия собралась в кулаке. Габриэль понимал, что для второй атаки не будет ни времени, ни сил, поэтому, невзирая на страх, он глядел на трех тварей, решивших разорвать его на куски, терпеливо ожидая момента для удара. Чем ближе они подбегут, тем сильнее будет их боль.

Свер фыркал, не обращая внимания на псов. И все-таки… пах немного иначе, чем прежние твари. Потому что был, увы, не диким. Как и псы, бегущие следом. Его купали, его шерсть вычесывали, ему не позволяли валяться в тухлятине. Возможно, именно поэтому вонь пришла так запоздало, теряясь в густом запахе древесной смолы. Габриэль заметил толстый ошейник на шее свера; шипы сверкали серебром. Стоило ждать и хозяина.

Земля дрожала под ногами. Вонь, идущая от свера, стала настолько плотной, что в ней потерялись все прочие запахи. К счастью, прирученный свер повадками нисколько не отличался от дикого. Габриэль уловил знакомые движения, позволяющие предугадать атаку. И, когда свер уже готов был прыгнуть с разбега, мэйт резко упал на колено и что было сил ударил заряженным кулаком в землю. Магия сорвалась с потяжелевшей руки, уходя, пробивая землю. Поверхность вокруг Габриэля содрогнулась, а после с грохотом вздыбилась, разбрасывая лохматых противников. Казалось, захлестал земляной дождь, скрывая обзор; вода плеснулась так, точно в нее бросили валун, и окатила мэйта подобно волне. Псы, высоко подброшенные заклинанием, в панике заскулили; один их них глухо ударился о толстый ствол лысого дерева, другой отлетел далеко за стену поднявшейся земли. Сбитый с толку свер, потеряв опору для прыжка, с яростным шипением перевернулся в воздухе, пролетая над Габриэлем. Магия перекопала все вокруг на двадцать шагов. Сила заклинания оголила мощные корни старых деревьев, сбросила последние листья.

Свер, ошеломленный заклинанием, шлепнулся в реку, и Габриэля опять окатило водой. Мэйт, промокший до нитки, измотанный волшбой, схватил острый камень, вырытый заклинанием, и ринулся к твари. Зверь барахтался в воде; брызги, поднятые мощными лапами, летели так часто и высоко, что, казалось, будто тварь тонет. Увы, тонуть она не собиралась.

Габриэль влетел в реку и нырнул, опасаясь, что свер бросит свой липкий и ловкий язык. Почти коснулся дна, уперся в него ногами и со всей мочи оттолкнулся и вылетел прямо перед лохматым противником, шумно бьющим лапами по воде. Мэйт крепко сжал серый камень, похожий на наконечник копья, и ударил им сквозь стену брызг, метя в глаз. Тварь взвизгнула, в истерике выбросила язык. Бордовая лента стрелой пронеслась слева от Габриэля. А он вновь замахнулся для удара, но не успел его завершить. Послышался свист кнута. Спину и затылок обожгло невероятной болью; в глазах на звитту потемнело. А еще через миг шею будто облили огнем и сдавили так, что стало невозможно дышать. Габриэль начал захлебываться, тонуть, хватаясь ослабевшими от боли и заклинания руками за собственную шею в попытке сорвать с нее что-то жесткое и тонкое. На несколько звитт он потерял сознание. А когда очнулся, то обнаружил, что лежит на берегу, лицом вниз. Дышать стало легче, хотя каждый новый вдох доставлял страшную боль. Мэйт хрипел, кашлял, выплевывал воду и… не мог подняться. Казалось, вместе с воздухом приходится глотать осколки стекла, которые раздирают горло и легкие.

Пахло сырой землей, в голове шумело. Его придавили к поверхности, словно паразита. Габриэль мог лишь чуть приподнять голову, чтобы не захлебнуться в перепаханной заклинанием земле Лысняка. Кто-то туго связывал ему руки за спиной, кто-то держал ноги, кто-то немилосердно давил на обожженную болью спину. Мэйт хотел сказать, сам не зная что, но изо рта вышел лишь слабый хрип вместо слов. Говорить было не менее тяжко, чем дышать.