Перемещение по загробному миру напоминает полет на драконе сквозь тучи. Ничего не видишь, но чувствуешь, как тебя куда-то стремительно несет. Бросает то вверх, то вниз, то влево, то вправо. Кружит, переворачивает, словно листья на ветру. А перед глазами – непроглядная тьма. Сколько раз выходил из тела, а по-прежнему страшно. Ни на миг не покидает мысль: как там оно без хозяина? Начинаешь себя успокаивать: мол, да все с ним в порядке, лежит себе без движения. Но на душе все равно тревожно.

С этой тревогой и выныриваешь из темноты – далеко от тела, в месте, где мечтал оказаться незадолго до сна. Несколько томительных мгновений ожидания – и можешь делать что угодно: летать птицей, кувыркаться в воздухе акробатом или подслушивать разговоры – никто тебя не заметит. Не всегда удается попасть с точностью до шага, но ошибка обычно невелика.

В этот раз из потустороннего мрака меня выбросило перед воротами постоялого двора Митрана вопреки желанию оказаться в его таверне. Прежде чем двинуться, я по привычке осмотрелся. Пусть меня не видят и не слышат, но кто знает, что произошло в пределах постоялого двора за время моего отсутствия? К примеру, черные всадники могли установить новые загробные ловушки. Помнится, в королевском дворце одна из них чуть не засосала меня. Но то дворец, там всегда найдутся претенденты на кубок с ядом, да и Арцис Храбрый, чуть что, сразу башку рубит, и совсем другое дело – таверна Митрана.

Поблизости мерцали только старые ловушки в количестве двух штук, и их для этого места было вполне достаточно. У Митрана, конечно, не святые останавливаются, но не припомню, чтобы тут постояльца жизни лишили; так, помирали иногда от недуга в дороге. Побаиваются хозяина, знают его силу. Как-никак бывший первый клинок Эленхайма, да и Митранова жена колдовством владеет. Попробуй такой паре перечить.

Хм. Брошенная у входа в таверну ловушка не пустовала. За полупрозрачными стенками потустороннего кристалла величиной с веретено и той же формы подрагивало существо, похожее на клок серой ткани. Нечто подобное доводилось видеть не раз. Внутри загробного кристалла томился дух, пойманный хитрой ловушкой и свернутый до размера еловой шишки. Эк кому-то не повезло: и кристалл так мал, что духу не повернуться, и место – то еще. Сдохнуть так далеко от города – врагу не пожелаешь; небожители дадут, возможно, и залетит сюда черный всадник через месячишко – другой, а не дадут, можно и целый год вот так куковать – в сжатом состоянии, медленно сходя с ума. Еще хуже подохнуть в лесу или отправиться на корм океанским рыбам: там ловушки вообще раз в сто лет проверяют. Поэтому, имейся выбор, я предпочел бы помереть в каком-нибудь крупном городе, где и кристаллы попросторнее, да и очищают их чуть ли не каждый день. Но… хватит о грустном.

Меня уже потянуло к ловушке, когда я наконец оторвал от нее взгляд. Заигрался, заигрался… Еще немного, и пришлось бы коротать время в компании чьего-то духа, дожидаясь черных всадников. Они-то не станут разбираться: дух ли ты умершего человека или потусторонний путешественник.

Взлетевший на вершину частокола петух Тимис запел. Именно запел – залился на всю округу протяжной соловьиной трелью, а не стал рвать глотку в свойственном всем петухам хриплом крике. Сложно понять, то ли Тимису действительно нравился новый голос, недавно подаренный женой трактирщика, то ли петух все еще надеялся услышать привычное «кукареку». Так или иначе, он продолжал петь, но то и дело затихал, словно бы проверяя: действительно ли его голос будит постояльцев или где-то поблизости завелся огромный соловей?

Я снова окинул взглядом постоялый двор и, не раздумывая, решил первым делом посетить Митранову комнату, расположенную на втором этаже. Утро раннее, постояльцы все равно спят. Смысла нет сидеть в пустом зале таверны. Не за тем летел…

Митран уже проснулся, но из кровати пока не вылезал. Его жена, Изольда, дрыхла без задних ног; хорошо магам: наколдуют себе крепкий сон – и хоть дракон рядом реви.

– Вот распелся, дурень! – буркнул Митран, а Тимис внезапно смолк, словно услышал хозяина. Не знай я трактирщика, подумал бы, что колдовством балуется не только его жена. – Так-то лучше, – сказал он, с неохотой скидывая покрывало.

Кровать заскрипела под тяжестью грузного тела. Митран перебрался на ее край и, позевывая, обернулся. За его широкой спиной тихо посапывала Изольда и, конечно, дремало тепло, взращенное за ночь. Такое приятное и нежное, манящее вернуться в постель. Я бы тоже не отказался нырнуть под покрывало, в нагретую-то кровать.

– Брр, – поежился Митран и заспанными глазами посмотрел в окно.

Из-за зеленого леса в ясное небо выползало солнце, разгоняя желтыми пиками лучей туман над зелеными верхушками деревьев. После трех дождливых дней такое утро согревало душу. Особенно Митранову. Дороги подсохнут – и пойдут, поскачут эленхаймцы, а значит, и в таверне посетителей прибавится.

Митран сунул ноги в сандалии и под стоны половиц добрел до подоконника, чтобы, как всегда, окинуть хозяйским взглядом владения – самый лучший постоялый двор Свободных земель. Двор, известный на весь Эленхайм гостеприимством. Двор, где постояльцы даже в мыслях не держали, что на их жизнь, кошелек или лошадь кто-нибудь посягнет. И наконец двор, который встречал путников чудесным палисадником, усаженным красными розами и вишней.

Хозяин постоялого двора вдохнул полной грудью и на миг прикрыл глаза, наслаждаясь благоуханием цветов. К обеду упоительный аромат роз сменят совсем другие запахи – горящих поленьев, горячих блюд и табака.

Как же я понимал Митрана после года, проведенного в вонючей темнице! Воздух, наверное, был удивительно свеж, ветер не тревожил Свободные земли, солнце светило ласково и ярко. Казалось, даже небожителям будет стыдно портить этот дивный день.

Может быть, именно поэтому во двор – нет, не въехали! – влетели лошади, запряженные в черную карету. Причем влетели бесшумно. Не слышно было ржания, не топали копыта. Но покой чудесного утра все равно был нарушен. Рир, серый лохматый пес неизвестной породы, незамедлительно выскочил из будки и разразился лаем, надрывным и недобрым. А Митран бросил взгляд на Изольду. И вновь уставился в окно, с пристрастием изучая гостей.

На своем веку я повидал немало экипажей, однако все они – и быстрые, как ветер, и с каретами, стоящими целое состояние, и с лучшими возницами, в чьих руках кнут оживал и пел, – всегда мчались под топот копыт. Могли не скрипеть хорошо смазанные колеса, не трещать стенки кареты, но топот копыт при движении был слышан всегда. Этот же экипаж влетел совершенно бесшумно.

Экипаж принадлежал колдунам. На темной дверце ярче золота сверкала вязь причудливых символов, они же били по глазам с крыши, к колесам не липла грязь; возница не шевелился, и вообще складывалось впечатление, что сам он – часть кареты и потому не желает хоть немного размять затекший зад. Так что я нисколько не удивился, когда из кареты показался творец волшбы – лысый и бледный, в длинном черном балахоне. Некромаг, конечно, некромаг. Этого брата я навидался с лихвой.