Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом я уговариваю Машу напечатать страницу договора с новой суммой.
Лупик, выпучив глаза, смотрит на меня:
– Какого хера, Контуженый?
Я чувствую нарастающую головную боль и выпиваю таблетку. Из носа кровь, промокаю салфеткой. Обманывать нехорошо, но выкидывать стариков на улицу недопустимо. Не по-людски это.
– Твоя цена. Твой договор. Твоя подпись.
Лупик вскакивает, пытается порвать подписанные документы, но я отпихиваю его.
– Тебе кранты, Контуженый! – кричит Лупик и выбегает из банка.
Взволнованные старики смотрят на меня.
– Подождем, – успокаиваю я и подхожу к окну, чтобы видеть улицу.
Лупик сбегает по ступенькам и плюхается в «шевроле». Он готов уехать, но ему перегораживает путь полицейский «уазик». Лупик матерится и сигналит. Он привык, что яркому крутому автомобилю серые машинки уступают дорогу.
Из «уазика» выходит сержант Костя Воинов и направляет автомат на Лупика.
– Выйти из машины!
– Я ничего не нарушил, – возмущается Макс.
– Оружие, наркотики имеются?
– Чего?
Полицейский непреклонен:
– Поступил сигнал. Я обязан досмотреть ваш автомобиль.
– Кругом дебилы, – шипит Макс весьма опрометчиво.
Воинов быстро находит в бардачке «шевроле» мой пистолет в целлофановом пакете. Демонстрирует находку Максу:
– Ваш пистолет? Разрешение на оружие имеется?
– Это не мой! – вопит Лупик. – Мне подкинули!
– Все так говорят. А если проверить на отпечатки?
Лупик открывает рот, чтобы заорать, и осекается. До него доходит – он брал пистолет в руки, трогал курок, прицеливался. А вот я к оружию не притрагивался.
Беспомощный взгляд Макса мечется от отчаяния. Он замечает меня в окне банка. Я машу ему рукой – возвращайся!
Костя Воинов, как договаривались, подыгрывает:
– Господин Лупик, до вечера я подумаю, проверять пистолет на пальчики или случайно уронить в реку.
Перепуганный мозг Макса постигает новую реальность.
– Уронить, – упрашивает он и с мольбой смотрит в глаза полицейскому.
– Или все-таки проверить. – Воинов взглядом указывает на банк.
Бледный Лупик возвращается к нам в банк. Он раздавлен и соглашается:
– Готовьте договор на кредит.
– Под залог автомойки, – предупреждает Валентина Сергеевна.
– Доход в десять раз больше, значит, и цена, – подбадриваю я Макса. – Факт!
25
Пока менеджер готовит кредитный договор, я показываю фотографию Златы операционистам банка.
– Это Злата Солнцева. Давно ее видели?
Маша ревниво зудит из-за плеча:
– Опять Злата. А мое фото у тебя есть?
Я оправдываюсь:
– Злата исчезла. А вдруг, она в беде.
– Ты сам в беду чуть не попал, рэкетир Контуженый!
На справедливый упрек у меня нет оправданий. Мужское безрассудство нужно вовремя уравновешивать женской осторожностью.
В банке Злату Солнцеву не видели. В остальном все хорошо. Старики получили крупную сумму на новый дом. Договор купли-продажи сдан на регистрацию. Лупик смирился с поражением. Дорога для его «шевроле» свободна.
Мы с Машей идем к дому. Она держит меня под руку, прижимается, заглядывает в глаза:
– И долго ты ее будешь искать? Всё из-за денег?
На два вопроса она хочет услышать ответы: нет и да. Именно в такой последовательности. Я не желаю крови из носа и молчу.
Некоторое время мы идем молча. Маша накапливает обиду и не сдерживается:
– Я видела, как к Злате приезжал боец с Донбасса. Она страшно испугалась, обманула твою маму, выманила деньги и сбежала.
– Какой еще боец?
– Раненый. На голове бинты.
– Откуда он?
– С войны, наверное. Я слышала, как про Луганск говорили.
Я озадачен. Из переписки Шмеля я знаю, что Злата ездила в Луганск для встречи с владельцем «Краскопласт» Николаем Краско. Дважды! Оба раза за деньгами на квадрокоптеры и прочую технику для подразделения сына. О результатах она отчитывалась Денису Шмелеву. Насколько я понял, бизнесмен Краско был щедр. Или его вынудили раскошелиться.
Но это в прошлом. Кто мог приехать из Луганска к Злате? Мои бойцы погибли, Николай Краско умер, в живых остался только его сын Руслан. Кстати, он получили ранение. Мог знать о Злате, раз она приезжала к его отцу. Но Русик тихий парень, с чего бы Злате его бояться?
– Маша, ты уверена, что это был боец из Луганска?
– Не знаю. Злата обокрала твою маму, могла обобрать кого-то в поезде. Тот явился за деньгами. Она и сбежала!
– А бинт на голове?
– Кипятком плеснула!
Я вынужден согласиться. Злата воровка. Она обокрала даже близких. Как ее найти?
– И в соцсетях ее нет, – бормочу я.
Озвученные мысли окончательно обижают Машу:
– А в мои ты заглядываешь?
Я спохватываюсь, думаю, как угодить Маше, и достаю телефон:
– Хочу твое фото.
– Злую и раздраженную?
– Улыбнись.
– Я не могу улыбаться по приказу!
Маша собирается уйти, я хватаю ее. Но вместо слов извинения, я обвиняю:
– Вы же со Златой подружки. Почету ты не отговорила ее от аборта?
Маша с глазами, как чайные блюдца, превращается в статую.
Я проклинаю себя, что невольно проговорился. Вырвалось то, что копилось в душе тяжким грузом после прочтения в разбитом телефоне Чеха его диалога с сестрой. А может, это к лучшему. Пора разобраться, это вымышленный разговор или настоящий.
– Кто отец? – выдыхает Маша.
Она озвучивает название рассказа. Только в названии слов вдвое меньше, а знаков вопроса больше – «Кто??»
Я опускаю взгляд:
– Какой отец, если был аборт.
– Это ты? – наседает Маша. – У тебя было со Златой. Только не ври!
– Не знаю.
– Что ты не знаешь, было или нет? Или от кого ребенок?
– Какой ребенок? Мы говорим про аборт?
– Не увиливай!
Я вспоминаю любовную сцену – Злата с Денисом. Ее глаза закрыты, а губы распахнуты. Со мною, наоборот. Ее губы стиснуты, а в открытых глазах боль и презрение.
– Это мог быть Денис.
– А мог быть ты? Злата с тобой и с ним! Одновременно или по очереди? Тебя это устраивало?
Маша сыпет обвинения с безжалостностью обманутой женщины. Я унижен, не знаю, что ответить. Моего унижения ей недостаточно, и Маша оттаптывается на сопернице:
– Так Злата же проводница! Всем улыбается и всем дает. Зря вы ее к Лупику не пустили, она сама к нему хотела.
Тут я не выдерживаю, срываюсь, рычу или кричу:
– Проводница – не означает шлюха!
Машу берет оторопь. Она замолкает, по щекам катятся слезы. Слезы касаются губ и превращаются в слова:
– А меня бы ты так защищал?
– Маша, я про другое.
– Ты всегда про другую.