Это были самые долгие двадцать пять минут в жизни Милли. Боясь пошевелиться, чтобы не заскрипели половицы, Милли затаила дыхание и слушала, как Эстер радостно болтала где-то внизу — ей так хотелось подольше удержать Хью, что она не давала ему вставить ни слова. Вероятно, хорошо, что Милли не могла разобрать, что там говорила Эстер, — ей не пришлось хотя бы нервничать еще и из-за этого.

— Вверх по лестнице и направо,— послышался крик Эстер, и сердце Милли стало метаться в грудной клетке, как испуганная газель. Эстер обычно говорила это, когда гости спрашивали, где туалет, а когда те оказывались перед двумя закрытыми дверями, то неизменно ошибались и выбирали не ту.

«Бум, бум, БУМ», — билось сердце Милли, пока дверь в спальню не распахнулась. Она знала, что Хью на секунду остановился и оглядел кровать Эстер. Милли зажмурила глаза и совсем перестала дышать. В носу у нее щекотало, но она не смела пошевельнуться...

Ух. Спасена. Дверь снова закрылась. Она слышала, что Хью нашел дверь в туалет. Через пару минут он уже спускался обратно вниз.

Вскоре после этого он ушел.

Пока Милли вылезала из своего укрытия — фу, паутина, — она услышала, что Эстер мчится наверх. В мгновение ока Милли бросилась на кровать и закрыла глаза.

— Черт возьми!

Изображая удивление, Милли заморгала, потерла глаза и пробормотала:

— Что?

— Мы думали, тебя нет дома! Почему ты спишь на моей кровати?

— А? Я совсем разбита. В моей спальне меня донимала муха, все жужжала вокруг, поэтому пришлось перебраться сюда. — С озадаченным видом Милли добавила: — Кто это мы?

— Твой парень! Хью Эмерсон! Он ждал внизу, хотел тебя увидеть!

— Правда? Ладно, ничего страшного. — Милли зевнула и потянулась — надо признаться, у нее это получалось довольно убедительно. — Я отлично выспалась.

— Я вернулась домой и столкнулась с ним на ступеньках, когда он просовывал твой лифчик в почтовый ящик. Твой лучший лифчик, — добавила Эстер, двигая бровями, как Роджер Мур. — Давай, признавайся: ты специально оставила бюстгальтер в его машине?

— Только ты могла такое подумать. — Милли хотелось бы, чтобы на спине у Эстер был выключатель. Эстер иногда было слишком много.

— Любой, даже с одной извилиной подумал бы так. Это же очевидно. Особенно раз он такой лакомый.

Фу, опять это слово.

— И недостижимый.

— Это делает его еще более привлекательным. Мы всегда хотим то, что не можем иметь.

Тебе уж точно он не достанется, подумала Милли, совсем запутавшись в своих эмоциях. Если кто-то здесь будет его хотеть, но не сможет заполучить, так это, конечно, я!

Святые угодники, откуда это взялось?

А вслух она произнесла:

— Как Лукас?

— А! — Эстер весело запрыгнула на подоконник. — Он для меня мужчина номер один.

Бедный Нэт.

— А как же Нэт?

— Перестань на меня смотреть этим колючим взглядом старой девы — мне же позволено пофантазировать, верно? Нэт был бы для меня номер один, если бы был здесь. Но в том-то и проблема, — объявила Эстер убежденно, — что его здесь нет, ведь так? Он слишком занят своими эскалопами в проклятом Глазго.

Через час в дверь опять позвонили.

— Ты звезда, — сообщил Лукас Милли, когда та открыла ему. На его лице появилась широкая улыбка. — Проходил мимо и решил заглянуть. Одна из медсестер позвонила мне днем и сказала, что ты была фантастически хороша. В общем, ты ей так понравилась, что она хочет заказать тебя на послезавтра.

— Ух ты. — Милли была в восторге. — И куда?

— Большой супермаркет на окраине Вейдбриджа. Ее муж там менеджер. Они празднуют серебряную свадьбу, и она хочет, чтобы ты появилась там в час дня. У него будет перерыв, ты найдешь его в служебной столовой. — Лукас протянул ей конверт, в котором были все детали. — Чертовски плохие стихи, такие сентиментальные, что начинает тошнить, но, знаешь, это не наша проблема...

— Ой, — произнесла Милли, которую с силой шара для боулинга оттолкнула в сторону чрезвычайно пахучая женская особь. Ничего себе, воздух в прихожей неожиданно пропитался запахом «Дэззлинг» от Эсте Лаудер.

— Мне кажется, я узнаю этот голос! — воскликнула Эстер, прикрывая тело банным полотенцем и заливая пол водой с мыльными пузырями. — Лукас, как ты? Ты совсем не изменился — отлично выглядишь!

— Привет, дорогая, ты тоже. — Наклонившись, Лукас ласково расцеловал ее в обе щеки. Затем, просто потому что не мог удержаться, провел указательным пальцем по ее ключице.

Эстер затрепетала, как гончая. Удивительно, что язык не вывалился наружу.

— Так здорово тебя снова увидеть, — сказала она Лукасу, как будто это не было и так вполне очевидно. Теперь она вытягивала шею, непроизвольно наклоняясь к нему, желая — как собака в ожидании ласки, — чтобы он снова ее погладил.

— Лукас зашел, чтобы передать мне очередной заказ, — сообщила Милли.

— О, но ты должен зайти и выпить с нами. — Еле сдерживаясь, Эстер сжала его загорелую руку. — Обязательно — поболтаем о старых добрых временах!

Какой стыд, подумала Милли. Два часа назад Эстер заманила в дом Хью практически против его воли и теперь делала фактически то же самое. Если честно, она была похожа на паучиху — ненасытную черную вдову, охотящуюся на невинных молодых самцов.

Впрочем, Лукас был так же невинен, как Джек Потрошитель.

— Я бы с удовольствием. — Он подмигнул Эстер. — Но мы сейчас не можем. Надо отвезти Сашу в Сент-Ив. — С этими словами он кивнул на машину, припаркованную около дома. Саша в костюме монахини стояла, прислонившись к капоту, и курила сигарету, время от времени поправляя шов на чулках в сеточку. Пара пенсионеров на ближайшей автобусной остановке изо всех сил старались скрыть свое потрясение.

Эстер изменилась в лице.

— Она твоя подружка?

— Мы неплохо ладим, — жизнерадостно сообщил Лукас. — Мы видели друг друга в разных видах — понимаешь, о чем я.

Эстер понимала. И могла догадаться, в каких видах они друг друга видели. Счастливая Саша: одной мысли о созерцании Лукаса в разных видах было достаточно, чтобы повергнуть Эстер в состояние безудержной радости.

Счастливая, счастливая Саша.

Проклятая сука.

— «Послание от твоей любящей жены», — громко зачитала Милли, открыв конверт. Она прочистила горло и начала:

Двадцать пять лет сплошного счастья.

Одни поцелуи — без бед и ненастья.

Мой милый Джерри, скажу не тая:

Ты моя радость, любовь моя.

— Боже, ты прав, — согласилась она с Лукасом, — это ужасно.