По существу, в данном случае речь нужно вести не о демократии, а об охлократии, власти толпы, которая выбирает себе в вожди популистов, дающих самые сладкие обещания. Голодная толпа голосует даже не сердцем, а желудком. Посмотрите на сегодняшнюю Украину или Молдавию, и вы получите наглядную иллюстрацию сказанному. Проблема охлократии как самой примитивной формы современной демократии в том, что она в принципе не способна решать задачи развития.

Если же говорить об отсталых, архаичных обществах, а РФ этой характеристике в полной мере соответствуют, то задачи развития решаются мобилизационным рывком, в рамках привычной для нас стратегии догоняющего развития. Новорожденная демократия не способна обеспечить мобилизационный рывок хотя бы потому, что не гарантирует преемственности курса при смене кабинета (в условиях политического кризиса меняться он может с калейдоскопической быстротой), а в современных условиях концентрация усилий общества для преодоления экономической отсталости потребуется в течение примерно 20–30 лет.

Каким образом можно с помощью демократического инструментария убедить массы затянуть пояса на треть или даже половину своей жизни? А затянуть их придется очень туго, поскольку мобилизационный рывок всегда осуществляется за счет перераспределения общественного дохода из фондов потребления в фонды развития. Но массы всегда голосуют за тех, кто обещает им счастье здесь и сейчас, а не за тех, кто обещает достойную жизнь их внукам. Поэтому отсталые общества не способны решать задачи развития в условиях демократической политической модели при сохранении государственного суверенитета.

Давайте найдем исторические примеры, подтверждающие эту умозрительную концепцию. Италия после Первой мировой войны. Укрепление демократических тенденций совпадает с глубоким экономическим кризисом, который и порождает фашизм. Приходят к власти фашисты — Италия испытывает экономический взлет, причем она довольно динамично развивается даже в 30-е годы, когда мир погружается в пучину страшного экономического кризиса. Этой тенденции избегают только тоталитарные диктатуры — нацистская Германия, Япония, СССР.

Советская Россия в этот момент совершает самый стремительный рывок за всю свою многовековую историю. В условиях относительно либерального НЭПа форсированное развитие оказалось невозможным. Если в период 1921–1926 г. наблюдался бурный рост экономики, который носил строго восстановительный характер, то в последующие годы народное хозяйство находилось в явном кризисе, особенно остро проявившемся в сельском хозяйстве, базирующемся на средневековых технологиях. Подлинную экономическую и культурную революцию смог осуществить лишь жестокий до крайности сталинский режим.

В недавней истории мы наблюдаем ту же самую картину. Сингапур из дикой и нищей деревни становится одним из богатейших государств мира под руководством жестокого правителя Ли Куан Ю в условиях однопартийной диктатуры. Даже в сегодняшнем Сингапуре демократией не пахнет. Но в ближайшие годы мы будем наблюдать транзит от диктатуры к демократии. Этот процесс идет сейчас на Тайване, который сделал экономический рывок под руководством фашистской хунты. Наиболее яркий пример — Южная Корея, которая совершила самый впечатляющий взлет в период 1962–1997 гг. под управлением кровавого диктатора генерала Пак Чон Хи и его последователей. Как только был создан экономический базис для перехода к демократии, корейское общество быстро демократизировалось, и сегодня его развитию нисколько не мешают ни свободные выборы, ни политический плюрализм, ни достаточно сложившиеся институты гражданского общества. А в годы первых корейских пятилеток спецслужбы убивали активистов, призывающих к забастовкам, попытка организации профсоюза приравнивалась к госизмене.

Китай идет по тому же пути. Сегодня там у власти однопартийная тоталитарная диктатура (формально в стране существует многопартийность, но во Всекитайском собрании народных представителей у КПК абсолютное большинство, а оппозиционные партии вообще запрещены). Но по мере роста китайской экономики и благосостояния народа все сильнее проявляются тенденции к демократизации общественной и политической жизни. Полагаю, что Китай в течение 20 лет (Сингапур значительно быстрее) совершит дрейф в сторону либерализации политической системы, там появится сильное гражданское общество и свободный бесцензурный интернет.

Приведенные примеры показывают неизбежность следующей исторической вилки для России: либо она пойдет по пути демократизации, отказавшись от развития (это путь Украины, Грузии, Молдавии, Мадагаскара), либо по пути развития ее направит жестокая, но эффективная диктатура. Однако по мере успешного экономического генезиса социальной системы тоталитаризм из драйвера развития будет превращаться в тормоз. Поэтому в саму конструкцию системы управления должен быть заложен механизм ее трансформации. Советский проект издох, оказавшись не в состоянии совершить проектный переход на эволюционные рельсы развития в конце 40-х — начале 50-х годов. Тоталитаризм оказался суперэффективен в ситуации революционного рывка, но неадекватен в условиях поступательной эволюции общества, у которого уже была создана индустриальная база.

Сможет ли страна в случае, если она вообще сохранится, не наступить на те же грабли? Сомневаюсь, но попробовать все равно стоит. Найдется ли в среде революционеров «Навальный», понимающий диалектическую логику кризисного генезиса социальных систем? Буду осторожно надеяться на это.

Что-то засомневался: говоря о наличии внутри кремлевского ворья прогрессистов, готовых содействовать краху фашистской диктатуры в обмен на сохранение собственности, уж не переоцениваю ли я способности россиянского правящего класса к адекватному восприятию реальности? Скорее всего, ошибаюсь. Вполне возможно, этот самый класс находится в плену самоуспокоительных иллюзий и стремится не к разрешению системного кризиса с минимальным для себя ущербом, а к его консервации: мол, нам бы день простоять да ночь продержаться, а там либо нефтяные цены вырастут, либо нацлидер сыграет в ящик и все как-нибудь само собой утрясется. Раньше-то наша элитка здравомыслием не блистала, живя сегодняшним днем и интересами своего необъятного желудка. С чего бы ей вдруг поумнеть?

Между тем именно сейчас правящий класс в целом, а не только политическая верхушка, стоит перед принципиальным выбором дальнейшего пути, поскольку та тропа, которой Россия ковыляла последние четверть века, привела к развилке. И чем дальше откладывается выбор, тем более возрастают риски для самой элиты, причем рискует она даже не капиталами, на кону стоит вопрос ее физического выживания. Собственно, как я показал выше, выбор существует только в тактическом плане, исторически разворот от сырьевого авторитаризма с его экономической архаикой и идеологическим мракобесием в сторону демократизации неизбежен. Столь же неизбежна и смена элит. Пожалуй, стоит немного конкретизировать это понятие и объяснить неочевидную для многих социальную функцию элиты.

Мы уже привыкли воспринимать российскую элиту как нечто, совершенно оторванное от общества: мол, где мы — и где она. Наши интересы мы противопоставляем интересам верхов. Тем более противоречивым кажется стороннему наблюдателю такой феномен: чем более осложняется положение низов, тем большие надежды они возлагают на верхушку социальной пирамиды, делегируя ей всю полноту ответственности за разрешение кризиса.