Угроза была настолько близка, что всю оторопь с меня как рукой сняло. Осознание того, что в меня вонзятся сразу два клинка, встряхнуло меня, словно пощечина. И заставило бороться за жизнь изо всех сил.

Лежа на спине, я не мог нормально сопротивляться. Зато тварь имела надо мной все преимущества. Все, что я смог, это несколько раз ткнул палашом в ее сторону, надеясь ее отпугнуть. Пусть ненадолго – чтобы только успеть подняться на ноги.

Наверное, со стороны мое судорожное тыканье клинком выглядело смешно. И тем не менее оно меня выручило.

Видимо, я казался криджу лакомой и легкой добычей. Поэтому он бежал ко мне так быстро, что не заметил, как я начал огрызаться. И напоролся на острие моего меча. Жаль, напоролся не смертельно, а лишь уколол живот и тут же отскочил назад. Но это было больно – повизгивание отродья сразу же сменилось истошным верещанием. Кридж замахал руками, явно испугавшись новых уколов и пытаясь не дать мне приблизиться.

Впрочем, на контратаку мне духу уже не хватило. Подскочив с земли, я нацелил на гадину палаш и начал раз за разом красноречиво пронзать им воздух. Дескать, не подходи, а не то получишь еще! Верещащая гадина делала то же самое – подскакивала на месте и тыкала в мою сторону наростами.

С трудом верилось, что мне – мальчишке! – удалось напугать криджа, даром что тот тоже был ребенком. И я бы согласился, оставь он меня в покое и отыщи себе другую жертву. Например, Ярбора. Почему бы тебе, гаденыш, не напасть на него? Наверняка твои взрослые сородичи оценят такую храбрость, а на моей смерти почет и славу не заслужишь…

Грозя твари палашом, я озирался по сторонам в надежде, что кто-нибудь это заметит и придет мне на выручку. Но как назло все мои соратники были заняты своими врагами и не смотрели на меня. Трескучий сцепился аж с двумя криджами и едва успевал отражать их удары. А Шемниц, Бурдюк и Гириус прижали повозке раненого монстра и пытались втроем его одолеть. Что у них плохо получалось, так как монстр яростно отбивался.

– Пошел прочь! – проорал я настырному гаденышу. – Пошел, а не то хуже будет!

И он пошел. Только не прочь, а в новое наступление.

Не желая больше падать, я решил не пятиться, а уклоняться вправо или влево. Вроде бы получалось. Не так виртуозно, как у ван Бьера, но все-таки. Вот только безглазая тварь все равно чуяла, куда я отскочил. И продолжала меня преследовать, молотя по воздуху своими наростами.

После того, как кридж несколько раз стукнул по палашу, я смекнул, что он хочет меня обезоружить. И это могло произойти, так как бил он резко и мощно. Неподалеку от нас храпели, ржали и метались на привязях испуганные лошади. Их я тоже побаивался, но, разумеется, не так, как монстра. По крайней мере, лошадям моя смерть была не нужна, а он только этого и добивался.

Мы с гаденышем продолжали кружить то в одну сторону, то в другую. Почему он не атаковал меня более напористее, трудно сказать. Возможно, он был еще очень молод и это был предел его сил. Также не исключено, что, напоровшись на палаш, он впервые в жизни почувствовал настоящую боль и боялся пережить ее снова. Но Гном бы с ним, с криджем – а со мной-то что такое? Почему я не мог его атаковать? Ведь у меня в руках было оружие, способное протыкать вражью шкуру!

Я не нападал, потому что боялся угодить под мельтешащие костяные клинки. Это был естественный страх, и перебороть его не получалось. Он сковывал меня, и я не мог, презрев его, броситься на врага. Я не забыл боевые приемы, что показывал мне ван Бьер – просто мои руки не желали их выполнять. Да и ноги лишь переносили меня с места на место, но стоило лишь мне подумать об атаке, как они отказывались мне повиноваться.

Глядя, как сражаются кригариец и наемники, я думал, что наступать на противника – это несложно. Что ж, вероятно, для них все так и было. Но для меня эта задача оказалась непосильной даже несмотря на то, что наши с тварью силы были почти равны.

Эта беготня больше смахивала на дуракаваляние, чем на бой. И все же кридж медленно, но уверенно брал надо мной верх. Все чаще ее клинки проносились в опасной близости от моего лица. И каждый раз при этом внутри меня все коченело от осознания, что я вновь едва не лишился головы.

Кридж, будто собака, чуял исходящий от меня запах страха и усиливал натиск. А я, отпрыгивая от него, чуял, что выдыхаюсь. Баррелий учил меня: дыхание в бою необходимо контролировать. Поэтому я старался дышать спокойно и размеренно. Увы, тщетно. Страх сдавливал мне грудь, а судорожные метания постоянно выбивали из ритма.

Чего нельзя сказать о гаденыше. Я не замечал, чтобы он хоть сколько-нибудь уставал. Набросившись на меня вначале, он так и продолжал гоняться за мной, словно привязанный. И отвязаться от него было выше моих иссякающих сил.

В общем, долго ли, коротко ли, но мое терпение лопнуло и я сдался. И, повернувшись к противнику спиной, бросился наутек. Но не на открытое пространство, где кридж меня нагнал бы, а к лошадям. Пускай они, как и я, тоже испуганно метались, но и они же могли стать для гаденыша помехой. Тогда как я, прошмыгнув между ними, смогу от него оторваться. А потом добегу до наемников, чьи копья его уж точно остановят.

То, что кридж может убить лошадей, меня не волновало – сейчас я думал только о себе и о своей шкуре.

Я могу заявить, что вовсе не убегал от монстра, а проявил смекалку и заманил его в ловушку, но это будет вранье. Ничего подобного у меня и в мыслях не было. Просто совпало так, что спасая свою жизнь, я невольно отнял жизнь у своего врага. Которого убил вовсе не я, а собственная глупость.

Он бросился за мной к лошадям, и тут удача от него отвернулась. Учуяв рядом тварь, и без того напуганная лошадь, мимо которой я пробежал, задергалась, но поводья удержали ее на месте. И тогда она подбросила круп и лягнула приблизившегося к ней криджа задними ногами.

В яблочко!

Схлопотав сразу двумя копытами в грудь, тварь перекувыркнулась в воздухе и приземлилась на голову. Однако если бы человек после такой встряски лежал бы недвижимым, криджу этого было мало. И он заколотил наростами по земле, пытаясь подняться на ноги. Что ему пока не удавалось – лошадь не вышибла из него дух, но хорошо его наказала.

Я в этот момент как раз обернулся. И, увидев, что стряслось, застыл на месте от неожиданности. Правда, ненадолго. Заметавшаяся лошадь толкнула меня боком, и я отлетел в сторону. Но не упал, а удержался на ногах и удержал в руке палаш.

А совсем неподалеку от меня барахтался кридж. Шатаясь и опираясь на наросты, он упорно пробовал встать. Его кривые ноги подкашивались и он плюхался обратно в грязь, но попыток не прекращал.

Не знаю, с чего вдруг на меня накатил прилив отваги? Наверное, я представил, как тварь вот-вот поднимется и снова накинется на меня. И я не выдержал. Выждав, когда гаденыш опять потерял равновесие, я прыгнул на него и взялся колоть его палашом как одержимый.

Я боялся, что моя рука дрогнет и у меня ничего не получится. Но она не дрогнула. И когда припертый к земле враг стал отбиваться, я не отступил, а еще яростнее заработал клинком.