Какой же необъятной была ее тоска, когда скончался отец! Теперь Лидии было страшно даже подумать, как сильно определила ее дальнейшую жизнь та единственная утрата. А теперь их стало на шестнадцать больше. Лидия казалась себе потрепанным лоскутом кружева: теперь для нее было важно не то, из чего она сделана, а то, чего ей не хватает. Она и представить себе не могла, как эта трагедия повлияет на сына. Как только они окажутся в безопасности, необходимо будет провести погребальную церемонию. Луке нужен какой-то ритуал, какой-то способ заключить горе в рамки, которые он сможет хоть немного контролировать. Вдруг горе сгустилось над ней, и Лидия принялась повторять про себя заклинание: «Не думай, не думай, не думай». Она наблюдала, как Лука силится впитать в себя величие этого места, как запрокидывает голову и скользит взглядом по каждой поверхности, как пытается прогнать с лица нечаянную улыбку.

– Все в порядке, mijo, иди осмотрись, – сказала она. Но Лука лишь крепче вцепился в ее руку. – Что же, тогда давай сядем. – Лидия подтолкнула сына к пустому месту за компьютером.

Эта мысль впервые явилась к ней в тени центрального ЗАГСа, и поначалу Лидия восприняла ее лишь как способ маскировки: что, если им притвориться мигрантами? Но теперь, сидя в тишине библиотеки, рядом с сыном и двумя набитыми рюкзаками, она с резкой ясностью осознала: это вовсе не маскировка. Они с Лукой и есть мигранты. Самые настоящие. Эта простая правда, наравне с другими суровыми фактами ее новой жизни, вытолкнула весь воздух из легких Лидии. Она всегда жалела этих несчастных людей. Жертвовала деньги. Порой, с отстраненностью привилегированного класса, задумывалась: какой же невыносимой была жизнь этих людей, если им приходилось идти на такое? Бросить свои дома, свою культуру, свою семью и даже родной язык, отважиться на опаснейшую авантюру, рискуя жизнью, – и все это ради призрачной мечты о какой-то далекой стране, в которой они никому не нужны.

Откинувшись на спинку стула, Лидия взглянула на своего мальчика, который в тот момент пристально смотрел на ярко-розовую фигуру на стене высоко у него над головой. Мигрант. Это слово ему совсем не подходило. Но теперь это их реальность. Именно так все и случается. И они далеко не первые: Акапулько приходил в запустение. Взять хотя бы их соседей – сколько убежало за прошедший год? Сколько исчезло без следа? Все эти годы они смотрели, как то же самое происходит в других местах, сдержанно сочувствовали тем людям, качали головой, глядя, как где-то вдалеке с юга на север катится поток мигрантов. Только теперь Лидия поняла: Акапулько присоединился к этой процессии. Никто не может жить в таком беспощадном, залитом кровью месте.

Отведя взгляд от сына, женщина сосредоточилась на экране компьютера, стоявшего перед ней. Теперь к поискам ее побуждала не просто паническая тревога, но самое настоящее отчаяние. Другого выхода у них просто не оставалось. Открыв браузер, Лидия посмотрела, как пролегает маршрут поезда «Ла-Бестиа» возле Мехико. Затем взяла наушники и подключила их к компьютеру. Посмотрела сначала Ютьюб – и это оказалось ужасно. Намного ужаснее, чем она предполагала. Но лучше уж знать, лучше быть готовой. Она заставляла себя смотреть, впитывать все эти истории, не обращая внимания на сбивчивое дыхание и участившийся пульс.

Пассажирам «Ла-Бестиа» предлагался целый ассортимент изуверских смертей. На повороте вас могло придавить между двумя вагонами. Заснув, вы могли скатиться с крыши, упасть под колеса и остаться без ног (в таком случае, если человек не погибал сразу, он обычно умирал от потери крови на каком-нибудь поле, прежде чем его успевали обнаружить). Ну и куда же без обыкновенного человеческого насилия: вас могли избить, пырнуть ножом, подстрелить. Грабеж? Само собой разумеется. Также нередко случались массовые похищения людей с целью выкупа. Обычно похитители прибегали к пыткам, чтобы оказать давление на семьи жертв. На этих поездах униформа редко олицетворяла то, ради чего создавалась. Добрая половина тех, кто притворялся мигрантами, койотами, железнодорожниками, полицейскими или сотрудниками иммиграционной службы, на самом деле работали на картели. Все были подкуплены. Вот паренек из Гватемалы, двадцати двух лет, за три дня до интервью потерял обе ноги. Еще у него не хватало одного переднего зуба. Он рассказывал: «До того как я поехал на этом поезде, мне сказали, что, если упадешь и у тебя ногу или руку затянет под колеса, за долю секунды надо решить, хочешь ли ты просунуть туда и голову тоже. – Молодой человек моргнул. – Я принял неправильное решение».

Насмотревшись ужасов, Лидия опустила голову, чтобы убедиться, что она еще в своем уме. Потому что, несмотря на все, что она только что увидела, она понимала: как и все незаконные предприятия Мексики, «Ла-Бестиа» находилась под управлением картелей. А точнее, одного-единственного картеля, отца всех картелей, организации настолько жуткой, что люди боялись произносить ее название. И в тот момент это было самое важное. Потому что этот картель – не «Лос-Хардинерос». Из расследования Себастьяна Лидия знала, что влияние Хавьера не ограничивалось одним только Герреро, что он установил связи с другими картелями по всей Мексике. Он контролировал местечки даже в штате Коауила на границе с Техасом. Однако, если его власть и распространялась на «Ла-Бестиа», то лишь в небольшой степени. На поездах был другой хефе, не Хавьер. Поэтому вопрос стоял так: в попытке убежать от одного чудовища стоит ли прыгать в логово другого?

«Каждый год по этому пути успешно проезжают около полумиллиона человек», – говорила себе Лидия. Они смогут затеряться среди остальных. Никто не станет искать их на крыше «Ла-Бестиа». Хавьеру и в голову не придет, что она решится на такое; она и сама с трудом все это себе представляла. Возможно, у них с Лукой такие же шансы пережить встречу со Зверем, как и у всех остальных. Возможно, шансы у них даже выше: они могут как следует подготовиться, и к тому же у них уже есть неплохие навыки выживания. Получалось так: ее страх перед «Ла-Бестиа», насилие, похищения и смерти – пока что оставались умозрительными. Все это не шло ни в какое сравнение с леденящим душу ужасом, который вызывал в ней Хавьер, воспоминания о зеленой плитке в душе, о sicario, гулявшем между трупами ее родных с куриной ножкой в руке.

Лидия решила, что план был, конечно, дикий, но все-таки надежный. Заново открыв браузер, она принялась внимательно изучать маршрут. Судя по всему, в Мехико мигранты собирались возле станции «Лечерия» на северной окраине города. Оттуда они шли пешком сто миль на север, после чего расходились по трем разным направлениям. Недалеко от библиотеки, в Буэнависте, можно было сесть на электричку прямо до «Лечерии». В животе у Лидии резко похолодело.

– Безумие, – произнесла она вслух.

Лука метнул на мать удивленный взгляд, но ничего не сказал. Она повесила наушники на место, встала из-за стола и принялась собирать вещи.

– Нет.

Повесив на спину рюкзак, она жестом велела Луке сделать то же самое, а потом повторила:

– Нет. Нет. Нет.

Потому что в тот момент разумная Лидия, хозяйка книжного магазина, преданная жена и мать, какой она была неделю назад, сражалась с новой, чокнутой Лидией, которая считала, что затащить восьмилетнего сына на крышу товарного поезда – отличная идея. Но других идей ни одна из них предложить не могла.