— Андрей, — спросила я его, — предположим, что существует некий человек, про которого все знают, что он связан с преступниками… Человек весьма уважаемый… Известный. Два раза он уже выкрутился из грязных ситуаций. Гарантий, что он не выкрутится сейчас, нет?

Он долго молчал. Потом сказал честно:

— Нет.

— Замечательно, — сказала я и повесила трубку. Хотя ничего замечательного в этом не было.

Времени было мало. До шести оставалось только три часа. Я включила свой чудный маленький «пеленгатор чужих мыслей и слов».

Сначала все было тихо. Шорох перелистываемых страниц, потом раздались шаги Виктории по комнате, она включила воду.

Ничего не происходило еще несколько минут. Я уже начала нервничать. Он должен был появиться! Я это чувствовала, я это знала. Я была уверена в этом.

Мне захотелось выругаться. Потому что я обломалась. Я услышала только короткое: «Пока».

Дверь закрылась, Виктория опять, напевая что-то из репертуара Фрэнка Синатры, прошла в ванную.

Я уже готова была рвать на себе волосы. Все летело к чертовой бабушке! Неужели я ошиблась и это был не он?

* * *

Еще через пять минут позвонил Андрей.

— Танька, что ты там надумала? — обеспокоенно спросил он.

— Ничего, — невинно ответила я, — все нормально. Только если сможешь, будь на месте сегодня вечером. Ты мне понадобишься.

— Буду, — пообещал он, — Тань, только поосторожнее.

— Постараюсь, — ответила я. — Кстати, мне нужна будет Соня. Как ее можно найти?

— Я пришлю ее к тебе через полчаса, — сказал он. — Что, дело серьезнее, чем мы думали?

— Да нет, — сказала я, — просто в этом шоу-бизнесе такой серпентарий…

* * *

Вот в это самое время я его и услышала. Голос было слышно ясно. Того, что говорилось, вполне хватило бы на хорошее уголовное дельце. Я подключила магнитофон. Пусть записывается столь интересная беседа… Потом посмотрим, как они будут медленно жариться на сковородке!

Закончив записывать, я начала собираться. Эффектное красное платье, обтягивающее фигуру, было оттенено такого же цвета помадой. Подкрасив глаза, я с удовольствием отметила, что, если постараться, можно выглядеть куда привлекательней, чем Виктория. Женщина в зеркале была воплощением красоты и мести. Именно так я и должна была выглядеть. Я удовлетворенно улыбнулась собственному отражению и пожелала себе удачи.

На улице было тихо и влажно. Я села в машину, завела мотор и рванула на встречу с госпожой опасностью, стараясь не думать о возможном проигрыше.

У каждого своя игра, как сказал Сечник.

Моя игра сегодня должна быть красивой.

Если бы я сказала этак гордо: «Да мне ничуть и не страшно!», это вранье. Конечно, мне было страшновато. Поэтому я оттягивала свое появление в баре сколь могла долго. По моим понятиям, страшно бывает всем. Исключение составляют только дураки. Естественно, я могла ошибиться. Один мой прокол — и я рискую стать пятой жертвой. Если бы я могла выбирать, я предпочла бы умереть все-таки не так. Мой противник не тянул на эстета, а я мечтаю о красивой кончине.

Дверь открыть все-таки пришлось, и я оказалась в приятном полумраке. Народу было уже много, я увидела Ленусика с Александром — они о чем-то тихо разговаривали. Увидев меня, Александр улыбнулся. Я кивнула в ответ. За соседним столиком расположилась Ирина Леонидовна с каким-то неведомым мне пижоном. На вежливость с ее стороны рассчитывать было глупо, и я разыскала глазами Викторию. Она была грустна и одинока. Перед ней стоял бокал, наполненный до половины (у меня сложилось впечатление, что это уже не первый ее бокал, ах, Виктория, Виктория! Много ты пьешь, однако! Слишком много для счастливого человека).

Она смотрела на свечу, которая горела перед ней, и напоминала героиню романтических поэм. Тонкое лицо, огромные, печальные глаза и тихая улыбка на устах… Казалось, она близка к слезам. Или устала ждать чуда, обещанного ей доброй феей много лет назад…

Почти все были на месте — кроме главного героя. Он должен был появиться с минуты на минуту — иначе мой план провалится.

Я подошла к Виктории. Она подняла на меня глаза.

— Ну, вот и кончается наша дружба, — сказала она, — завтра мы даем последний концерт, и все…

— Да, — согласилась я, — очень печально, что я не оправдала надежд вашего отца.

— Бросьте об этом думать, — махнула Виктория рукой, — этот мир такой запутанный, что все, что в нем происходит, разгадать невозможно. Не под силу простым смертным, коими мы с вами являемся.

— Остается один день, а я ничего не знаю, — сокрушенно сказала я, — вряд ли со мной когда-нибудь случалось подобное.

— Просто вам не повезло, — пожала она плечами, — значит, у вас был достойный противник.

— Жестокий, — поправила я ее.

Она подняла на меня глаза.

— Может быть, он просто оборонялся? На войне как на войне, Таня. Вы нападали, а он пытался спастись.

— Убивая невинных, — сухо сказала я.

— Может быть, — кивнула она, — впрочем, не мне судить о мотивации поступков этого человека. Я не знакома с ним и не ведаю, что он представляет из себя.

Ах, как ты не права, подумала я. Ты его знаешь о-о-очень хорошо. Настолько хорошо, насколько он загадка для меня. И все-таки я поняла мотивацию, как ты выразилась, его поступков. Сейчас я играю, бедная моя девочка, и мне тебя искренне жаль. Но чем я могу помочь? Возможно, тебе просто следовало родиться в другой стране. В другом мире. В другой среде. С меньшими деньгами.

— Конечно, жаль, что столько жертв останется неотмщенными, — продолжала задумчиво Виктория, — но ведь этот мир вообще несправедлив по сути.

— По-моему, здесь все в порядке со справедливостью, — осмелилась возразить я, — если уж не наказывают люди, то жизнь или Бог все равно находят способ воздать за причиненное зло…

Она посмотрела на меня удивленно.

— Что-то вы иногда говорите как монахиня, Танечка. А ведь вы таковой отнюдь не являетесь… Или я ошибаюсь?

Приняв мое молчание за замешательство, она довольно засмеялась. Затем, глотнув из бокала темно-красную, напоминающую кровь жидкость, сказала:

— Если бы вы знали, как я устала! Взгляните на этот зверинец. Вы находитесь здесь несколько дней — и вас уже мутит. Я живу в этом обществе всю жизнь… Представляете, что я должна испытывать?

Зверинец действительно удивлял. Поскольку отмечался день рождения какой-то певички, все были изрядно навеселе, и в данный момент подруги этой певички в полураздетом виде влезли на стол, исполняя канкан. Вернее, это им так казалось. По-моему, сие действо было куда более похоже на половецкие пляски. Когда исполнителям стало жарковато, они, скинув одежды, предпочли скакать с обезумевшими лицами без оных. К слову сказать, ноги были приличные только у одной из «балерин». Сама именинница, как я и предполагала ранее, видя ее по телевизору, была толста.