Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Что-то сдавливало ему грудь, не пропускало воздух. Глаза были залеплены мокрым и тяжелым. В панике ища ориентир, он схватился за что-то горячее и живое. Вдавливая пальцы в невидимую опору изо всех сил, рванулся вверх, к блеску солнца, прочь из толщи грязной и мутной воды. Что он делал под водой? Мотая головой, как бездомный пес, стряхнул с век ил и песок, щурясь от боли разодрал склеенные ресницы, и увидел… себя. Он держал себя на руках? Сдерживая крик, рвущийся из глубины живота, взмахнул руками и увидел, что они женские.
«Это сон. Чужой сон»
Теперь все стало понятно и, легко отойдя в сторону, он огляделся. Это место ему было знакомо. Глухой лес, редкие лучи пробиваются сквозь кроны густых сосен. Непроходимая топь и на краю болота он сам, держит в руках вырывающуюся из последних сил девушку.
«Меня затянуло в ее кошмар»
Он шагнул за ней, собираясь вынести туда, где безопасно, как уже делал в прошлый раз, но сегодня она увидела его.
– Пойдем со мной.
– Нет. – Она извернулась ужом и побежала прочь, в чащу леса.
Но она не умела так справляться со сновидениями, как он.
Сделав шаг, он снова оказался впереди.
– Глупая, ты потеряешься.
– Пусть так.
– Ты устала. Ты не знаешь дороги. Дай мне руку.
Он протягивал ей руку, терпеливо ожидая.
– Я боюсь.
– Я знаю. Доверься мне.
И она взяла его за руку.
– Хорошо. Отведи меня домой.
Справедливости ради надо признать, что девять из десяти наших с Хавьером скандалов заканчивались в течении получаса после того, как начинались. Хватало объятия, иногда шутки, иногда нужно было дать перекипеть мимолетной злости – и все снова становилось хорошо до следующей бури в стакане. Мы так жили и не мыслили жить по-другому.
Но иногда мы ссорились по-настоящему.
Уже три дня в нашем доме царила холодная тишина. Мы проводили время и спали в разных комнатах, тщательно следя за тем, чтобы не пересекаться ни в кухне, ни в ванной. Я переживала обычным для себя способом: отмораживала любые мысли, причинявшие боль: мне все равно, все это происходит не со мной. Как чувствовал себя Хавьер, я не думала.
Утром 24 апреля я вышла на кухню с нотбуком. Хавьер уже был там, прислонившись к столешнице, он ждал меня, хотя мы и не сговаривались заранее.
Кире и Джошу исполнялось сегодня одиннадцать лет и ради того, чтобы наши дети увидели в экране обоих родителей вместе, мы оба были готовы засунуть в задницу свою обиду. Ненадолго.
Сухо кивнув и стараясь ни смотреть друг на друга, ни дотрагиваться руками, мы нацепили радостные лица, и я нажала на вызов.
– Мама! Папа!
При виде здоровых, веселых детей моя улыбка стала настоящей.
– Любимые! С днем Рождения!
– Посмотрите! Посмотрите, что у нас! – сияя счастливыми мордашками, они тыкали в монитор … двумя мохнатыми мордами…
– Собаки? У вас собаки?
– Да! Правда, они милые? Моего зовут Бэтмен! А мою Эльза!
Я перевела взгляд на родителей:
– Серьезно? Два бигля?
Вид у них был виноватый. Но только слегка.
– Прости, дочка. Но мы так хотели порадовать их…
– Двумя псами?
– Мы хотели сначала взять одного. Но их оставалось всего два, и они так славно играли вместе… Не беспокойся, мы предупредили их, что они не смогут забрать щенков с собой.
– А может, можно? Мааам? – при виде того, как Кира поцеловала пса, меня передернуло. Микробы! Зараза!
– Нет.
– Паааап? – Две пары умоляющих глаз переключились на Хавьера. Сложив ручки под подбородком, они выглядели умильнее и трогательнее кота в сапогах.
– Пожаааалуйста, папочка, любименький папочка!
Негодники хорошо знали, кто тут самое слабое звено.
– Мы обсудим с мамой этот вопрос – дрогнул Хавьер. Если бы все было как обычно, я бы пхнула его локтем в бок, и мы бы устроили целую перепалку.
– Ура! Папа, спасибо!
– Мы не обещаем. Мы обсудим – строгим голосом Хавьер пытался угомонить детей, но они уже не слушали. Получив, как они считали, твердое обещание, их внимание уже снова переключилось на новые игрушки. Наспех распрощавшись с нами – покамампап, они умчались.
Оставив нас один на один с родителями.
– У вас все хорошо? – Джек как всегда не церемонился. – Какие-то вы странные. Поругались, что ли?
– Нет – пауза была слишком долгой, чтобы мне поверили, но я все равно продолжила:
– Все хорошо. У нас все хорошо. Мы просто устали. Все это, карантин, мы не с детьми… – папа слушал мое вранье с таким кислым видом, что я поспешила перевести разговор:
– Как вы там, лучше расскажите.
– У нас тоже все хорошо. – торопливо подхватила эстафету Элена. – Дети в порядке, вы и сами видели. Едят с аппетитом, по вам скучают, но изредка – перед сном. Мы говорим, что вы приедете к лету. За нас не переживайте. У нас тут все спокойно. Ни с кем не видимся, еду нам привозит Ронни и оставляет перед воротами. Много гуляем, ходим в лес, к морю. Джек показал им твое любимое место, и теперь они каждый раз просят свернуть к камню, здороваются с ним, как со старым другом.
– Как там Ронни?
– Держится, старушка.
Мы с мамой вымучивали этот разговор, как кота за яйца. Хавьер упрямо молчал, папа тоже. «Злятся. Ну и хрен с ними»
– Ладно, мам, пока. Целую вас. Пока, папа.
Папа не ответил.
– Пока, Хавьер, Ева – слабо улыбнулась Элена, едва кивнув в сторону Джека: мол, не расстраивайся, дочка, ты же знаешь, какой он.
И мы завершили разговор.
Я сидела, уставившись в одну точку. Что-то медленно выгорало во мне – так я устала от всего этого. Надо встать и пойти в спальню. Сейчас. Секунду.
– У нас не все хорошо – я вздрогнула, так неожиданно это прозвучало.
– И я должна была заявить об этом своим семидесятилетним родителям?
– Нет, надо было сделать вид, что ты считаешь их идиотами, которые не могут понять, когда что-то не в порядке.
– Нет, я должна была пожаловаться им, что мой муж сошел с ума от нехуй делать и решил мне предъявить обиды шестилетней давности!
– Так ты себе это представляешь? Что я чокнулся и высосал все из пальца?
– А как мне это представлять? Я не вижусь с Майком, не перезваниваюсь с ним!
– И в твоем директе нет ни одного сообщения от него?