Он стал сосать ее нижнюю губу, рукой заполз за край блузки и ладонью потер сосок. Когда ее ноги раздвинулись шире, ввел в нее два пальца, стал двигать вверх-вниз. Она напряглась, попыталась отстраниться, выталкивая его.

– Вот поэтому. Слишком мало времени прошло.

Он убрал один палец, замедлил движения, скользя нежно, еле-еле, круговыми движениями, одновременно отвлекая ее поцелуем. Скоро она задвигала бедрами, повинуясь древнему инстинкту, упрашивая его продолжать.

– Прекрати. Ты сводишь меня с ума. Попробуем в другой раз.

Шелена широко открыла свои невозможные глаза.

– Давай попробуем сейчас.

Глухо застонав – он не святой Персиваль, вашу мать –  Кай приподнял ее за талию, она обвила его руками и ногами. Прислонив девушку спиной к стене, ладонями удерживал за ягодицы, удобно устроившись между ее ног. Расстегнув штаны, освободил набухший горячий член. Отодвинув полоску трусиков, вошел в нее, с облегчением раскалывая тесные створки раковины. Ее ногти впились ему в плечи, мышцы тут же сократились, стали тугими, болезненными.

– Глупый мышонок. Я же говорил.

Она помотала головой, не разжимая зажмуренных век.

– Все хорошо. Ты…ты такой большой.

Самодовольно хмыкнув, он начал фрикции, глубоко входя и выходя на всю длину, каждый раз раскрывая малые губы и складки влагалища. Лицо девушки блестело от пота, было сосредоточенным от напряжения. Она снова молчала и он, сдавливая ее своим весом, высвободил одну руку, просунул между их сжатыми телами, смочил указательный палец в ее соке, потом поднес к лицу, силой раздвигая губы, заставляя открыть рот: я хочу слышать тебя.

Уткнувшись лицом в ее шею, вдыхал острый аромат мускуса, собственный запах, оставленным им вчера на ее коже, будоражил ноздри.

– Ты пахнешь мной.

Чувствуя, что вот-вот кончит, он замедлился, распластав под собой дрожащее скользкое тело. Стал сосать груди, прикусывая кожу – вынужденное бездействие раздражало его, обостряло чувства.

– Мне больно, – шепнула она и он поцеловал уголок ее губ.

– Больно, чтобы прекратить или больно, чтобы продолжать?

– Продолжать, – выдохнула она и он, двигаясь тяжелыми, безжалостными толчками, достиг финала, и обмяк на ней, кусая ее плечо.

Ноги подкашивались, и он сполз на пол, увлекая ее за собой. Привалился к стене, устроил Шелену между ног, она оперлась на него, как на кресло. Потянуло холодным ветром, и ее кожа в сырой блузке покрылась мурашками. Ястреб обхватил ее руками, согревая.

– Ты, наверное, думаешь, что секс придумали мужчины, чтобы мучать женщин.

Она положила голову ему на грудь.

– Ты когда-нибудь ел анисовые пирожные? Ну, знаешь, маленькие такие? Кубиками.

Он удивился:

– Ел. Конечно, ел. Их перед Рождеством на каждом шагу пекут.

– У них такой вкус… Ни на что не похожий. Возьмешь одну штучку – и не можешь понять, нравится тебе или нет. Скорее нет, но есть что-то странное… Как будто не распробовал. Если бы точно нет, никогда бы больше и не посмотрел в их сторону, но тут так непонятно, неясно… И ты тянешься за следующей: нет, все-таки не твое, но черт побери, что-то же находят в них остальные, раз они повсюду, надо съесть еще…

Кай начал понимать.

– Так для тебя секс как анисовое пирожное?

– Ага. Никак не могу понять, придется снова пробовать.

Ему стало смешно.

– Невозможная, сумасшедшая девка. Я тоже хорош, но и ты! Знала же, что будет больно и все равно соблазнила меня!

– На самом деле не так уж больно. Неприятно и непонятно… но Кай. Когда ты был у меня тогда в голове – это было гораздо, гораздо мучительнее и больнее. Хотя ощущения в чем-то схожи… И там, и там чужое присутствие подавляет тело либо разум.

Тень того вечера стала между ними. Ястреб скривился. Не ему ей рассказывать, как это болезненно.

– Я не буду просить за это прощения. Тогда это было необходимо.

– Знаю. Я не хочу, чтобы ты извинялся.

Он опустил подбородок ей на плечо. Удобно.

– Но все равно странно, что ты сказала. Я тоже всегда думал об этом так, но больше ни от кого не слышал такого сравнения.

– А что, много с кем проворачивал этот фокус?

Он поморщился при воспоминании о днях, когда насиловал чужие мысли просто для развлечения.

– Да. Раньше – да.

– Ты сказал: если сопротивляться – больно. Это тоже как в постели. Возьми силой – и разорвешь. А если не сопротивляться, если тебя приглашают – тогда что? Приятно?

Кай искренне удивился.

– Шелена, я не знаю. Поверь, никто никогда не звал меня в свою голову по доброй воле. Не думаю, что ты права.

– Давай проверим.

– Что?

– Нет, правда. Давай проверим. – она извернулась в его руках и теперь смотрела прямо на него, любопытство и жажда исследования сверкали в зеленых радужках.

Он попытался отказаться, предчувствуя, что ничем хорошим эта затея не обернется, но уже поддаваясь ее заразительному энтузиазму, попадая под обаяние безумной идеи, признаваясь себе, что хочет проникнуть в глубину ее сознания еще раз.

– Нам надо придумать слово, которым ты меня остановишь.

– Как насчет "хватит"?

– Нет. Не подойдет. Люди часто просят прекратить, хотя на самом деле хотят, чтобы ты не останавливался. Нужно осознанное слово.

– Что-то мне не хочется слышать, откуда ты все это знаешь…23 Например?

– Красный.

– Красный?

– Да. Цвет крови, опасности. Если тебе кажется, что все зашло слишком далеко, или просто больно, страшно, ты не хочешь продолжать, ты говоришь красный и я сразу же прекращаю.

– А если я скажу желтый?

– Значит, ты на грани, и я должен замедлиться.

– Эй, эй, я же пошутила!

– А я – нет.

– Ты правда не смеешься сейчас надо мной?

– Нет. – он был предельно серьезен. – И лучше бы тебе мне поверить.

Кай приподнял ее подбородок, так, чтобы смотреть прямо в глаза. Это было первое препятствие и, разорвав зрительную преграду, он попадал внутрь. Но сегодня он ждал, пока его пригласят. Глаза девушки были широко раскрыты – и непроницаемы. Глупая затея.