– Это нормально для мальчиков?

Кейд пожимает плечами, и я предполагаю, что это означает «да».

– Хавьер – морпех. Можете попросить его показать парню несколько приемов.

Я благодарю его, но внутренне отмечаю, что Сэм Кейд тоже может постоять за себя; он худощавый, но не тощий, и то, как он движется, заставляет меня предположить, что ему случалось наносить удары и получать их. Если Хави настолько явно «военная косточка», что нужно быть слепой, чтобы не заметить этого, Кейд вполне может сойти за обычного человека, однако в нем чувствуется нечто скрытое.

По наитию я спрашиваю:

– Пехота?

Он, вздрогнув, поднимает на меня взгляд.

– Нет, черт возьми. Авиация. Когда-то давно. Афганистан, – поясняет он. – А что, так заметно?

– Вы просто слишком выразительно произнесли слово «морпех», – говорю я.

– Ну да, конечно, грех соперничества между родами войск. – На этот раз он улыбается без настороженности, и эта улыбка нравится мне больше. – Однако мой совет остается в силе. В идеальном мире мальчику, конечно, не пришлось бы драться. Но существование школьных задир – вещь еще более неоспоримая, чем смерть и налоги.

– Я подумаю об этом, – отвечаю я. Он постепенно расслабляется – мышца за мышцей – и пьет чай уже не такими осторожными глотками. – Вы сказали, что сняли тот дом на полгода, верно? Это достаточно немного.

– Я пишу книгу, – объясняет Кейд. – Не волнуйтесь, я не стану утомлять вас до полусмерти пересказом сюжета и так далее. Но я как раз уволился с прежней работы и подумал, что самое время поехать в какое-нибудь спокойное, тихое место, прежде чем снова взяться за что-нибудь.

– И какое это будет «что-нибудь»?

Кейд пожимает плечами.

– Не знаю. Что-нибудь интересное. И, вероятно, где-нибудь далеко отсюда. Не люблю сидеть на одном месте. Мне нравятся… новые впечатления.

Я отдала бы что угодно за то, чтобы осесть на одном месте и не получать больше новых впечатлений, но не говорю ему этого. Мы просто сидим пару минут в неловком молчании, и, как только стакан Кейда пустеет, он поднимается, чтобы уйти – так поспешно, словно его выпустили из клетки.

Я пожимаю ему руку. У него шершавая ладонь – как у человека, которому в жизни прошлось много заниматься тяжелой работой.

– Еще раз спасибо за то, что привели Коннора домой, – говорю я. Кейд кивает, но я осознаю́, что он не смотрит на меня. Затем делает шаг назад и окидывает взглядом дом. – Что такое?

– Нет, ничего. Просто подумал… вам нужно починить кровлю до прихода дождей. Иначе вас будет постоянно заливать.

Я не замечала этого прежде, но он прав: во время одной из многочисленных осенних бурь с крыши сдуло несколько кусков черепицы, обнажив порванный рубероид.

– Черт! Вы не знаете хороших кровельщиков?

На самом деле мне все равно. Я буквально стою на пороге, мысленно планируя наш побег при первом же тревожном сигнале. Но Кейд, конечно, воспринимает это всерьез.

– Нет, не знаю. Но в свое время я занимался кровельными работами. Если вам нужен ремонт, я могу сделать это для вас по дешевке.

– Я подумаю об этом, – отвечаю я. – Прошу прощения, но мне надо посмотреть, как там сын. Спасибо вам за… вашу доброту

Похоже, ему становится неловко.

– Конечно, – отвечает он. – Хорошо. Извините. – Несколько секунд мнется, словно думая, не сказать ли что-то еще, потом бросает на меня быстрый взгляд. – Сообщите мне.

Потом Кейд уходит, сунув руки в карманы, опустив голову и ссутулив плечи. Он не оглядывается назад. Я собираю стаканы, ухожу в дом и, уже закрывая дверь, вижу, что Кейд на мгновение останавливается в самом начале подъема и оборачивается. Я молча поднимаю руку. Он отвечает таким же жестом.

И я закрываю дверь.

Помыв стаканы, стучусь в дверь комнаты Коннора. После нескольких долгих секунд он отвечает:

– Заходи.

Я обнаруживаю, что сын валяется на кровати с игровым контроллером на груди и неотрывно смотрит на экран, висящий на противоположной стене комнаты. Играет в какие-то гонки. Я не прерываю его занятие. Сажусь на край его кровати, тщательно следя, чтобы не загородить от него экран, и жду, когда его машина в игре потерпит крушение. Он ставит игру на паузу, и я протягиваю руку, чтобы отвести волосы с его лба.

Похоже, у него будет впечатляющий синяк, но глаз не подбит, иначе там уже возникло бы темное пятно от лопнувших капилляров. Еще одна отметина на левой щеке, там, куда его ударил какой-то правша, а на ладонях Коннора я вижу ссадины – видимо, получил их, когда падал на асфальт и подставил руки, чтобы смягчить падение. Голубые джинсы на коленях порваны и окровавлены.

– Больно? – спрашиваю я его. Он молча мотает головой. – Хорошо. Извини, но мне придется осмотреть тебя.

Наклоняюсь над ним и касаюсь его носа, нажимая с одной и с другой стороны, дабы убедиться, что все в порядке. Перелома нет, я в этом уверена. Однако на всякий случай нужно на ближайшие дни записать Коннора к врачу на осмотр.

– Мам, хватит! – Сын отталкивает мою руку и снова хватает контроллер, однако не начинает игру заново, просто вертит его в руках.

– Кто это сделал? – спрашиваю я.

Коннор пожимает плечами. Не то чтобы он не знал, – конечно же, просто не хочет говорить. Отмалчивается, но не начинает новый раунд игры. «Если б он не хотел говорить, – думаю я, – то уже врубил бы эту штуку на полную громкость». Стандартный прием избегания нежеланных разговоров в наши дни.

– Ты скажешь мне, если у тебя будут неприятности? – спрашиваю я. Это на несколько секунд привлекает его внимание.

– Нет, не скажу, – отвечает Коннор. – Потому что если я скажу, ты просто заставишь нас собрать вещи и снова утащишь куда-нибудь, так?

Это больно. Это больно, потому что это правда. Хави оставил мне «Джип», но я по-прежнему намерена обменять его на фургон, и, когда я подгоню эту здоровенную белую машину к нашему дому, мой сын поймет, что был прав. Хуже того: он будет считать, что стал причиной нашего переезда, как будто драка со школьными хулиганами могла заставить меня сорвать всю семью с места. Надеюсь, Ланни не решит обвинить его, потому что девочка-подросток, лишенная того, чего она хочет, может быть жестока как никто другой. А она хочет остаться здесь. Я знаю это, пусть даже сама она этого не знает.

– Если я и решу снова переехать, то не из-за того, что сделал ты или твоя сестра, – говорю я ему. – Это потому, что так будет лучше и безопаснее для нас всех. Хорошо, малыш? Мы все выяснили?

– Выяснили, – соглашается он. – Только, мам… не называй меня малышом. Я не малыш.

– Извини. Молодой человек.

– Меня побили не в первый раз и не в последний, но это не конец света. – Еще несколько секунд повертев контроллер, Коннор откладывает его и поворачивается ко мне, опершись на локоть и подперев голову ладонью. – В своих письмах папа что-нибудь пишет о нас?