Я ошарашенно посмотрел на Ржавого.

Вот мы с ним точно на разных кораблях. А еще лучше – на необитаемом острове, где полно людоедов. И ты знать не знаешь, кто тебе друг, а кто просто не завтракал.

– Педсовет, да? – спросил я обиженно.

А он пожал плечами и сказал:

– Пошли, надо грим подправить. Скоро танцы у костра начнутся.

И почесал спокойно. Вот гад!

* * *

Честно, я хотел догнать его и надавать по полной программе, но, пока бежал, передумал.

В конце концов, он же не бросил меня там. Даже если знал про педсовет и Эдика, всё равно. Главное, что он меня не бросил!

Я догнал его возле самой комнаты и сказал:

– Эй, слушай!

Он резко обернулся.

– Спасибо, что помог, – сказал я с чувством.

Он невозмутимо пожал плечами:

– Да пожалуйста.

– Мир? – Я протянул ему руку.

Ржавый насупился:

– Чего?

– Ну, в смысле, друзья?

Он зыркнул на меня – ну точно волчонок. И как врезал мне по руке. Просто оттолкнул ее в сторону, и всё.

Я даже язык прикусил – так обалдел. Стоял и смотрел, как он уходит. Во рту у меня растекалось что-то соленое. Я сначала подумал, что это обида, а потом потрогал пальцем и понял, что кровь.

Ржавый вдруг обернулся. Лицо у него было перекошено. Я решил, что он улыбается, и так обрадовался, что чуть не заорал: «Так я и знал. Это просто шутка такая!»

– У меня нет друзей, – сказал Ржавый. Так, словно плюнул в меня.

Я еле удержался, чтобы не зажмуриться.

Потом подумал со злостью: «Ну и ладно! Мне такие друзья самому не нужны».

Я развернулся и двинул обратно к выходу. Честно, я подумал, что сейчас возьму и уйду насовсем. Неважно куда, в лес, к бабе Лиде или вообще – в Польшу. Она же тут где-то рядом.

Я открыл дверь и понял, что на улице идет дождь. Он даже не шел, а лил как из ведра. Я сбежал с крыльца и стал прямо под струи. Они натурально лупили мне по голове – такой там был ливень. И, главное, теплый – теперь даже мыться не надо.

Я стоял под этим душем и смотрел на окна. Ждал, что оттуда кто-нибудь выглянет и позовет меня обратно. Тот же Гнусик! Это он только прикидывается слепоглухим, когда где-то штормит, а на самом деле всё видит и слышит, прямо как Око Саурона. И то, как мы ругались с рыжим, они с Яшкой точно слышали. А теперь вот сидят и носа не высовывают. Ну правильно, зачем им я, когда у них есть он! Да я им там вообще сто лет не нужен!

Мне стало так тошно – не передать. Я даже дождем поперхнулся и теперь уже точно решил, что уйду. А потом вдруг увидел Маечку. Она сидела на подоконнике, вроде как с книгой. Но смотрела не на нее, а на меня. Огромными такими глазами, испуганными.

Я махнул Майке рукой. Она помахала в ответ, потом подышала на стекло и нарисовала большой вопрос.

«Какая же она всё-таки! Даже не описать».

Я улыбнулся через дождь и показал ей «класс». Ну, вроде как не о чем беспокоиться. А она вдруг прижала к себе книгу и покачала головой, мол, есть о чём. И я сразу понял, что вся эта идея с Польшей – это какой-то бред. И даже немного обрадовался.

За занавесками замаячила тень Гнусика. Он карабкался на подоконник, как гигантский майский жук. А Яшка, видно, изображал маньяка-зоолога и хватал его за ноги. В общем, им двоим там было страшно весело. И мне вдруг тоже стало хорошо.

Гнусик увидел меня первым, отдернул занавеску и забарабанил в стекло. А Яшка замахал руками.

«Ага, давно не виделись!»

Я сделал вид, что ничего не замечаю. Но они, конечно, сразу поняли, что я притворяюсь. Залезли на подоконник и стали кривляться, как два бабуина. Яшка еще кричал что-то. Вот дуралей! Там же не слышно ничего из-за этих стеклопакетов. Да я, если честно, его и не слушал. Потому что уже со всех ног бежал обратно в корпус.

За окном лил дождь. Мы уже вторые сутки сидели в комнате и выходили, только чтобы поесть. Где-то там, в прошлом, я бы, наверное, завыл от тоски. Ну или просто с ума сошел от всего этого заточения. Вон как граф Монте-Кристо! Но где-то здесь, в настоящем, за окном бродил Эдик. Так что я и правда с ума сошел, только от радости. Уже хотя бы потому, что из-за дождя отменили зарядку.

– Сколько можно лить, а? – Гнусик с трагическим видом шлепнулся ко мне на кровать. Они с Яшкой падали туда по очереди – посмотреть в окно, не закончился ли дождь. Я сначала возмущался, а потом решил великодушно – пусть смотрят. В конце концов, у меня на это окно что-то вроде лицензии. Кого хочу, того к нему и подпускаю.

Вот Ржавого я бы точно не пустил. Еще чего! Я даже нарисовал себе сцену, как он изо всех сил рвется к окну, потому что за ним его ждет сахарная Верка и вот-вот растает. Оно и понятно! Там же один сплошной рафинад.

А я ему такой:

– Гадам сахар не положен! – И безжалостно задергиваю штору.

Обидно только, что Ржавого это вообще никак не задело. На самом деле он даже и не думал к окну подходить. Я поначалу сидел как на иголках – ждал, что он приползет просить прощения. Но куда там! Этот неудачник забился в угол, и еще, главное, с книгой!

Я сначала как увидел – глазам своим не поверил. Подумал, зачем ему книга, если он даже читать не умеет? Ржавый же в притоне вырос! Чудо, что он вообще разговаривает! Но потом вспомнил про Маечку и засомневался. Если уж она на виолончели играть научилась, то, может, и Ржавый что осилил. Ну, там, Колобка. Или, как Эдик, комиксы.

Я мельком глянул на обложку и прямо обалдел. Капитан Сорви-Голова!

У меня даже в глазах зарябило – так я на него косился. Думал, он книгу вверх тормашками держит. Так, для видимости. Но рыжий и правда читал. Там зрачки ого-го как бегали! Прямо как у меня, когда я «Морского волка» дочитывал. Теперь вот за «Трех мушкетеров» взялся.

– Где ты там взялся? – фыркнула Фёкла. – Две страницы прочитал, лежень.

Последние дни она говорила прямо-таки без умолку. Видно, на нее тот случай с Эдиком так подействовал. Я сначала не отвечал, а потом понял, что только хуже делаю – она тогда еще и петь начинала!

В общем, я сказал недовольно:

– Не две, а три. Считать научись!

На самом деле я бы мушкетеров за один день прочитал, если бы не Яшка с Гнусиком. Они меня с этим окном просто достали!

В общем, я плюнул на д’Артаньяна с Констанцией и взялся за рисование. Тут уже меня отвлекай не отвлекай – бесполезно. Я, когда рисую, вроде как глухонемым делаюсь. И отзываюсь только на запахи. Ну, когда, там, обедом пахнет или ужином.