Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игнат начал это дело. Он вывел Паппоса из игры, а потом и его блаткомитет разогнал. С его подачи кровь тогда пролилась, а Кеша ему всего лишь помогал… Нет, не тот он человек, чтобы уступить кому-то рыбное место. На пару с Кешей рыбачить – пожалуйста, а лететь фанерой над Парижем – увольте.
– И синие наезжают… – вдруг выдал Вадик.
– Ты достал! – зыркнул на него Дашок.
– Игнат должен знать…
– Должен… Только ему сейчас не до этого. Ему бы Соньку вон щелкнуть! – Кеша кивком показал на певичку, которую никто уже и не слушал.
– Как бы нас самих не щелкнули…
– Кто щелкнет? – вскинулся Дашок. – Мы сами тут кого хочешь!..
– Кого хочешь! – передразнил Вадик. – Ты на Гарбуза так пел, а он с прибором забил! И синие в стаю сбились… Мы тут сидим, а они, может, уже крадутся…
– Слышь, не наводи тоску! – Кеша привстал со своего места, зло взглянул на Вадика.
– Юрш тоже так говорил, когда мы на него наехали! – не сдавался Хомич. – Думал, мы с ним тут шуточки шутим. Один, без охраны ходил, как у себя дома. А шуточки ему в пузо дуплетом вышли… У тебя охрана есть?
– Я не трус, чтобы с охраной ходить!
Игнат поднялся, затушил сигарету, направился к Соньке, поднялся на эстраду, забрал у нее из рук микрофон и передал его лабуху с гитарой.
– Потанцуем? – шепнув ей на ушко, спросил он.
– Можно, – жеманно сказала девушка.
Он велел музыкантам играть медленную мелодию, свел Соньку с эстрады, прижал к себе. От нее пахло хорошими французскими духами, но все-таки это был далеко не тот аромат, которого жаждала его душа. Но разве какая-то Сонька могла пахнуть, как Лия?
– Хорошо поешь, – небрежно сказал он.
– Спасибо.
Игнат уже сменил прикид и выглядел вполне пристойно. Белый пиджак, черная рубашка из настоящего шелка, того же цвета наглаженные брюки. И аромат дорогого мужского одеколона. Кроме того, если принюхаться, можно было уловить запах оружейного масла, который давал спрятанный за поясом брюк «стечкин». Кеша поднимал солидные деньги, поэтому мог позволить себе серьезное оружие. И деньгами Игнату помог.
А еще Игнат был в авторитете, и Сонька это видела.
– Ты меня возбуждаешь, – шепнул он ей на ухо.
– Ну-у… – хихикающим голосом протянула девица.
– У меня два года не было женщины.
– Но-о-о!..
– Я тоже умею гнать коней…
Игнат взял Соньку за руку и повел в кабинет директора. Дверь была открыта, за столом сидел толстый плешивый мужик с мокрым носом. Игнат только глянул на него, и этого хватило, чтобы третий лишний убрался из помещения. А Сонька сама закрыла за ним дверь. Она взяла Игната за руку и, блудливо глядя ему в глаза, стала расстегивать брюки. Усадила его на диван, встала перед ним на колени…
А когда все закончилось, он прямым текстом отправил ее прочь. Злость вдруг взяла – на всех баб в целом и Лию в частности. Это ведь был кабинет, в котором когда-то заседал Юршин. Он садился на диван со спущенными штанами, Лия становилась перед ним на колени. И сейчас она, возможно, так поступает в перерыве между выступлениями. Сука она. Настоящая сука!..
Сонька как ни в чем не бывало изгалялась над песнями Наташи Королевой, когда Игнат зашел в зал. В его сторону даже не глянула. Но ему-то плевать на ее обиду.
– Ну как, показала класс? – сально усмехнулся Кеша.
Игнат выразительно вскинул бровь.
– Она ж певица, ей без микрофона нельзя, – хмыкнул Вадик. И невольно дернулся под резким взглядом Игната. Дернулся и устыдился своих слов.
– Эй, ты чего? – возмущенно спросил он.
– Ничего. Нормально все… С кем у вас там проблемы? – глянув на Кешу, спросил Игнат.
– Блатота борзеет, – не очень охотно, но и без раздражения ответил Дашок.
– Это главная проблема. А Гарбузы?
– И с этими решим вопрос.
– Как?
– Я же сказал. Выловим и пристрелим.
– По-тихому? И концы в воду?
– Хотелось бы…
– А если не выйдет? Если шум поднимется? Если Гоня с Макарычем подключатся? Если шухер большой поднимется?
– И что? Было такое! И все теперь знают, что нельзя против нас!..
– Знают, а проблемы наваливаются. И ты с Гарбузами по беспределу хочешь решить. Шмалять на всю ивановскую – это беспредел, и воры тебе за это предъявят…
– Да нет у нас здесь воров! Так, всякая шушера…
– Кто?
– Ханчик, а с ним еще один… Откинулся весной, права качать начал, типа, Паппос ему за Приморском смотреть отписал.
– А разве Паппос решает, кому и за чем смотреть?
– Нет. Вот я и послал его на хрен… А он сказал, что я кровью умоюсь…
– Не знаю Ханчика, – покачал головой Игнат.
– Да его никто не знает. Он сам себя смотрящим назначил. Долю требует. Ну, как Паппос с Юрша снимал, так и этот хочет…
– Он полномочия должен предъявить. Воровской сход ему полномочия должен дать. Есть полномочия?
– Он бы сказал…
– А он не говорит. Значит, нет ничего. Тогда и проблемы нет.
– Сила за ним. Он всех блатных под себя сбил, торпеды там у него, – поморщился Дашок.
– Это проблема, – кивнул Игнат. – Зачем ему с тебя снимать, если он твое место занять может?
– Так о том и речь. Он так и сказал, что если мы башлять не будем, то нас тут всех в лимане кверху пузом вылавливать будут.
– Значит, он к этому идет. А ты без охраны ходишь…
– Я же не фуфло какое-то!
– Дурак ты, Кеша, – не зло, но и без улыбки сказал Игнат. – И мысли у тебя дурацкие. Охрана у тебя должна быть. И в кабаке нам сейчас не место…
Игнат почувствовал, как у него вдруг заныла рана под сердцем. И нервы завибрировали до чесоточных колик. Знакомая реакция на подкрадывающуюся опасность. Чутье могло и обманывать, это случалось не раз, но в данной ситуации лучше перебдеть…
– Уходить нам надо.
– Рано еще! – мотнул головой Кеша.
– Если тебя здесь завалят, пользы от этого никому не будет, – глядя на парня немигающим взглядом сказал Игнат.
– Кто меня здесь завалит?
Дашок оглянулся по сторонам. Нет никого в банкетном зале, только они втроем да ресторанный ансамбль, который выставили сюда в честь дорогого гостя. В общем, в зале пара-тройка «быков», но вряд ли ребята смогут отбить внезапное нападение. Водку они не пьют, но пивко потягивают. А может, и дернули чего покрепче…
И еще Кеша хорошо помнил, как они с Игнатом застали врасплох в этом зале Паппоса с его «быками». У них тогда были только кулаки, а люди Ханчика могли прихватить с собой волыны. И Юршин каким крутым был, а пристрелил его Герасим с такой легкостью, с какой утопили Муму.