столе молча появляется кружка с дымящимся чаем с корицей. Горячий. Ханна уходит в другую комнату, наверное, обижаясь на мою несговорчивость. Оставляет меня наедине с воспоминаниями: «Ну кто так поступает. Я до утра буду пить этот напиток». Эхом слышу фразу, смешанную со смехом и злостью одновременно за то, что налил кипяток. Специально. «Ты что, теперь вечно меня мучить будешь!». Стучу кулаком, прогоняя этот голос, который отстукивает чечетку в моей голове. Я проговариваю фразу вслух, после осознав, что Ханна могла слышать.

В ушах один лишь гул. В глазах безумие и туман. Мысль об Эрике грызет меня изнутри, и эту боль не вырвать. Проверено. Сколько раз я пытался, пустая трата времени. Она мое проклятие. Заглушить этот назойливый голос из прошлого, безумие моего разума не удается одним желанием. Моя сила мысли не работает. Даже с другого конца света, через океан, из другой страны, Эрика не дает покоя и шлет мысленно свое: «привет».

Все равно никуда не полечу. Я должен держаться. Должен быть сильнее.

Смотрю на кружку, боясь притронуться. Кругом все напоминает о ней. Это вообще когда-нибудь закончится? Спазм сдавливает ребра невидимым кулаком, и я выливаю напиток, просто швыряя посуду в раковину, и слушая треск, как только соприкасается с искусственным камнем мойки.

— Энтони, что за звук? — выбегает Ханна, но я уже в дверях. Выхожу, не отвечая.

Глава 23. Встреча, меняющая жизнь

Энтони

Слоняюсь, как псих, по улице. Плевать куда, подальше от воспоминаний. Не понимаю, почему простая кружка чая так подействовала. Пил из нее многократно, стоявшую на полке видел еще больше. А сейчас так отчетливо слышу голос Эдисон.

Заглушаю эти порывы, барабаня себя по лицу. Пытаюсь прийти в себя, ударяя вновь и вновь по щекам. Все тщетно, бесполезно. Ее голос, ее смех. Это наваждение вернулось с удвоенной силой, пытаясь меня убить.

Прохожие сторонятся, оборачиваются, берут детей за руки, на руки, переходят на другую сторону. Мне смешно и все равно, но вид у меня создается явно не адекватного человека. Осталось закричать в голос и самому поехать в дурдом и там признаться в своем неуравновешенном состоянии.

По пути, на автомате захожу в первый попавшийся кабак и иду в сторону бара. Может хоть это спасет меня?

Заказываю сразу виски. Пить до обеда это признак алкоголизма. Плевать. Все вокруг своим поведением дают понять, что мой вид схож с нариком. Я даже сопротивляться не буду. Хватаю бутылку, стакан и кидаю деньги на стол. Сдачи не надо. Молча сажусь в конец зала, в самый темный угол и наливаю полный стакан, до краев.

— Не поможет, — за соседним столиком на меня смотрит мужчина лет сорока. В строгом костюме и газетой в руках. Светские новости на первой странице. Моя статья на обороте. Морщусь при ее виде и не обращая внимания подношу стакан ко рту.

— Не поможет, говорю, — снова останавливает меня случайный посетитель, сверля своим взглядом.

— Простите? Что мне поможет или не поможет? — злюсь я, понимая, что просто так незнакомец не даст мне выпить свой собственный стакан алкоголя, за который я только что заплатил.

— Горю вашему не поможет, — осматривая меня, делает заключение.

— Я похож на наркомана или психопата. Не лезьте и не тратьте на меня свое время, — огрызаюсь и осматриваюсь вокруг, в поисках нового уединенного места.

— Вы создаете впечатление потерявшегося мужчины, — произносит, подняв подбородок вверх. Его взгляд надменный и строгий. — Пить так рано, не стоит. Я не советую.

— Вы врач? — И зачем я вообще начал этот разговор. Мог же промолчать. Я сверлю взглядом бутылку, но переключаю внимание на нового знакомого. Эта малышка никуда не убежит и не растает! Успею еще осушить содержимое.

— Нет. Но я вас знаю. Вы знаменитый журналист, Энтони Беккер.

Я пытаюсь всмотреться в лицо, но не помню его ранее. Нет. Мы точно не знакомы.

— Мы ведь не знакомы? — спрашиваю из любопытства. Заинтриговал, ничего не скажешь!

— Я всегда узнаю человека, чью статью читаю и там, где чувствую талант, — и показывает мне снова тот самый разворот. Меня начинает тошнить от собственного текста. Больше не хочу, чтобы эта работа оставляла отпечаток на мне. Теперь у меня другая жизнь. Новая. Осталось узнать, какая!

— И что, интересно пишу? — Заказываю кофе у официанта, отодвигая бутылку окончательно.

— Очень. Я еще и восхищен. Черный пиар — тоже пиар, — отпивая свой кофе, говорит искренне. Он так всматривается в мое лицо, что мне становится не по себе, но я держу этот взгляд, не сдаваясь. Я не могу показаться слабым сейчас.

— Кто вы? — Поддаюсь вперед, продолжая разглядывать оппонента.

— Я режиссер Француа Морис. Неужели не на слуху?

На слуху. Я просто никогда не задавался целью всех их знать в лицо. Рика бы с ума сошла. Этот режиссер наделал шуму несколько лет назад и продолжает шокировать публику своими фильмами с необычными сюжетами. Знаю, что он заставляет нервничать коллег своей непосредственностью, экстравагантностью и наплевательским отношением на чужое мнение.

— Знаю, — тяжело вздыхаю. Я не падкий на знаменитостей, даже не знаю какой реакции ждет от меня сейчас этот человек. Просить автограф и сделать селфи точно не про меня.

— И зачем же ты тут решил напиться днем, молодой человек? Некоторые в кровати еще потягиваются, — говорит очевидные вещи и отчитывает меня. Мне становится смешно. Так строго со мной еще не говорили, и дело именно в тоне и манере. Отцу всегда не хватало этой жесткости в общении со мной, а остальным было не до меня и моего воспитания.

— Знаете, не ваше дело, — звучит грубо, но я привык говорить правду. Даже сейчас не вижу смысла льстить и жеманиться. Я ведь действительно не обязан отчитываться. Теперь я могу не натягивать улыбку за уши, и не пытаться нравиться. Я свободен от этих знаменитых людей, больше под моим именем не выйдет ни одной статьи.

— А ты малец с характером. Я такой же был. И знаешь, мне это помогло всем утереть нос. Но ты знаешь.

— И что вы сделали? — Поддаюсь вперед, переводя взгляд с виски на Француа. Может этот разговор не спроста закрутился, и я должен вынести из него суть. Может в этом диалоге ответ, который мне так важен.

— Сделал себя тем, кем хотел изначально и не дал мелким проблемам сломать меня. Хочешь пойти по моим стопам? Могу научить.

— Почему я? Мы даже не знакомы, — ехидно улыбаюсь, не желая слушать такой бред. Первому встречному работу предлагать.

— В тебе есть стержень. Мне