В каюте капитана Бучанана начались переговоры о приеме письма. Еще никто из японцев так и не видал коммодора. Опять помянули про Нагасаки.

Из-за перегородки, обитой чем-то блестящим, похожим на золото с сафьяном, Старый Медведь передал через флаг-капитана письмо-меморандум. «Коммодор не пойдет в Нагасаки… Не будет вести переговоры через голландцев и китайцев… Он вручит письмо лично императору… Или равному ему по полномочиям… Если дружеское письмо не будет принято, сочтет свою страну оскорбленной».

У подножия холмов среди сосен японцы строили дом для приема письма. Американцы обошли на пароходах мыс, прикрывающий город со стороны залива, и навели на этот дом огромные орудия своих пароходов.

Коммодор потребовал: офицер, которому поручено будет получить письмо президента, должен иметь у себя на руках грамоту, подписанную императором, и письмо правительства, удостоверяющее его подпись.

С японцами обходились все радушней. Теперь их пускали на борт по пять, семь, а потом по десять и более, с губернатором во главе, угощали то в салоне капитана, то в кают-компании. На стол подавались ликеры, вина, сласти.

За дружескими беседами показывали глобус, сравнивали Америку с Голландией и Францией. Переводчик Мориама Эйноскэ показывал Нью-Йорк и Вашингтон. Японцы знали: Нью-Йорк – коммерческий центр, а Вашингтон – столица. Им было известно, что в Америке через горы пробиваются тоннели для железных дорог. Все это известно от Накахама Мандзиро, который долгое время был американцем, а теперь вернулся в Японию. Но никто не смел упомянуть его имя.

В присутствии чиновников губернатор вручил Генри Адамсу перевод удостоверения, данного императором принцу Тода, назначенному для приема письма.

– Едет принц Тода!

– Едет принц! – значительно говорили друг другу в этот день американские офицеры.

«Я посылаю вас в Урага, чтобы получить письмо президента Соединенных Штатов Америки ко мне, после чего вы должны прибыть в Эдо и вручить письмо мне».

– И вот печать сиогуна, – с благоговением объяснял губернатор. – А вот луна и число.

Китайский ученый-переводчик и священник подтвердили, что все правильно.

Написано кратко и дельно и совсем не походило на обычные церемонии и увертки японских уполномоченных.

За ликером губернатор уверял, что Тода, принц Идзу, лицо очень высокого ранга, равен лорду-адмиралу.

Триста вооруженных моряков, высадившись на берег, ждали прибытия посла. Сто морских пехотинцев, сто матросов и сто морских кадетов. Японцы собрали множество солдат. В это утро Перри снова вспомнил судьбу экипажей «Моррисона» и «Лагоды», а также участь Василия Головнина. Он помолился и сошел по трапу в вельбот.

Японцы еще никогда не видели коммодора. Тысячи людей с замирающими сердцами ждали его появления.

Когда вельбот под коммодорским флагом подходил к берегу, офицеры эскадры выстроились двумя шеренгами для встречи его. На берег сошел грузный белолицый человек с голубыми глазами, тот, которого американцы называли Олд Бруин – Старый Медведь.

В доме приемов принц Тода ждал с чиновниками. Принц не дрогнул взглядом, не извинился, не встал и не поклонился при виде вошедшего коммодора. На самом деле Тода не был особым посланцем императора. Он-то и был губернатором Урага, небольшого городка, имевшего значение только благодаря своему положению у пролива, как у ворот в империю.

Офицеры передали ящик с письмом, поставив его перед уполномоченным императора. Тода хранил молчание.

Японские художники, сидя поодаль, быстро набрасывали сцены передачи письма. Старый Адамс, всегда подвижный и нетерпеливый, не удержался и, зайдя за спины живописцев, глянул на одну из картин. Вопреки виду, который представлялся с того места, где сидел художник, коммодор был изображен в самом центре. Он на стуле с подставкой под короткими ногами, сложил руки на брюшке, обтянутом белыми панталонами. Художник нарисовал его с огромным лицом, в котором было что-то от шекспировского Калибана.[55] «Неужели он так представляется японцам? С такой колоссальной головой? – подумал Адамс. – Что-то, однако, верно схвачено, открывалось что-то новое в характере Старого Бруина». До сих пор ничто подобное в голову Адамсу не приходило. Но тут уж нельзя было оказывать, конечно, никакого давления на творчество.

Переводчик сказал, почтительно кланяясь, что приема не будет и не будет никакого угощения, так как американцы пришли без приглашения и туда, куда закон не дозволяет входить иностранцам. Гремел оркестр. Гиганты негры понесли на берег национальные знамена. Маршировала морская пехота. Офицеры черными рядами в золоте сопровождали коммодора.

Через два дня Перри объявил, что он уйдет с эскадрой и явится снова сюда же за ответом весной. Еще не раз побывал в эти дни мнимый губернатор на флагманском корабле. Коммодор разговаривал с ним, сказал, что отрицательный ответ японского правительства на письмо президента будет считать оскорблением, что Америка в войне с Мексикой собрала сто кораблей и в случае необходимости они придут в Японию как передовой отряд американского флота.

Письмо президента к императору начиналось словами:

Как посол, Перри от себя написал официальное письмо императору:

Тем временем между американцами и японцами возникали личные знакомства.

Помощником у священника Вельш Вильямса был очень энергичный и образованный китаец. Он мал ростом, ниже японцев, в шелестящей юбке с узорами на шелку, из-под которой видны атласные широкие шаровары, с косой, в шляпе и с веером, в туфлях на толстой подошве. Очень опрятный и чистоплотный, сухой и щуплый китаец с сильным и острым умом, изворотливый и находчивый. Он очень просто и легко сошелся с образованными японцами. Они часто переписывались и посылали друг другу письма в стихах. Китаец не упускал случая отвечать поэтическими посланиями.