Когда солдат возвращается домой, у него обычно не возникает проблем с безопасностью и защищенностью. Ближайшие друзья и родственники пострадавших от стихийных бедствий или преступности, как правило, тоже мобилизуются, предоставляя им убежище и безопасность. Однако в случае сексуального и бытового насилия жертва может находиться в опасности и после нападения. Например, в большинстве случаев изнасилования жертва знает насильника: это знакомый, коллега, друг семьи, муж или любовник[224].

Более того, насильник часто занимает более высокое положение, чем его жертва, в их общей социальной среде. Ее близкие не обязательно спешат ей на помощь; более того, общество может с большей охотой поддерживать преступника, чем жертву. Чтобы избежать встреч с насильником, ей, возможно, придется отказаться от какой-то части своего социального мира. Она может обнаружить, что ее изгнали из учебного заведения, с работы или из группы сверстников. Одна девочка-подросток, пережившая изнасилование, рассказывает о том, как ее сторонились в школе:

Таким образом, чувства страха, недоверия и отчуждения могут усугубляться непониманием или откровенной враждебностью тех, к кому пережившая насилие обращается за помощью. Когда насильником выступает муж или любовник, она оказывается уязвимее всего, поскольку тот, к кому она при нормальных обстоятельствах могла бы обратиться в поисках безопасности и защиты, как раз и является источником опасности.

Если же, напротив, пострадавшей повезло иметь поддержку родственников, любимых или друзей, их забота и защита могут оказывать сильное целительное влияние. Берджесс и Хольмстрем по результатам своего повторного исследования женщин, переживших изнасилование, сообщали, что длительность срока реабилитации связана с качеством близких отношений жертвы. Женщины, у которых были стабильные близкие отношения с партнером, обычно восстанавливались быстрее, чем те, у кого таких отношений не было[226]. Аналогичным образом другое исследование выяснило, что при повторном опросе меньше симптомов демонстрировали те жертвы изнасилования, которые сообщали о наличии близких и любящих отношений с мужчинами[227].

Когда ощущение базовой безопасности восстановлено, выжившим необходима помощь других в воссоздании позитивного представления о себе. Регуляция близости и агрессии, нарушенная травмой, должна быть восстановлена. Для этого требуется, чтобы другие терпимо относились к переменам потребности пострадавших то в близости, то в дистанции и уважали их попытки восстановить автономию и самоконтроль. Это не значит, что другие должны мириться с неконтролируемыми вспышками агрессии; такая толерантность даже контрпродуктивна, поскольку в итоге увеличивает для выживших бремя вины и стыда. Напротив, восстановление чувства собственной ценности требует такого же уважения к автономии, которое питало изначальное развитие самооценки в первые годы жизни.

Многие демобилизованные солдаты говорят о своих трудностях с близостью и агрессией. Ветеран Майкл Норман описывает эти трудности так:

Это свидетельство подтверждается исследованиями. Психолог Жозефина Кард отмечает частые жалобы ветеранов Вьетнама на то, что им трудно ладить с женами или подругами и вообще ощущать эмоциональную близость с кем бы то ни было. В этом отношении они существенно отличаются от своих сверстников, которые не участвовали в войне[229]. Другое исследование адаптации ветеранов Вьетнамской войны подтвердило глубокое воздействие боевой психической травмы. Мужчины с посттравматическим стрессовым расстройством реже женились, чаще имели проблемы в семейной жизни и воспитании детей, чаще разводились, чем те, кто избежал расстройства. Многие становились крайне замкнутыми или прибегали к насилию в отношении других. Женщины-ветераны с тем же синдромом демонстрировали аналогичные нарушения в близких отношениях, хотя редко прибегали к насилию[230].

В этом порочном круге ветераны войн, оставшиеся без поддержки семьи, сталкиваются с более высоким риском устойчивых посттравматических симптомов, а те, кто страдает ПТСР, могут еще больше отдалиться от семьи[231]. В исследовании сетей социальной поддержки демобилизованных солдат психолог Теренс Кин отмечал, что все мужчины, пока воевали, лишились части своих важных социальных связей из мирной жизни. Мужчины без посттравматического стрессового расстройства, вернувшись домой, постепенно заново выстраивали социальные сети поддержки. Но те, кто страдал от устойчивого ПТСР, не могли этого сделать; с течением времени их социальные связи разрушались еще сильнее[232].