— Ладно, Ритусь, не сердись. Не могла — и все тут. Будто стена какая-то внутри была. Как только почувствовала, что отпустило, сразу взяла билет на самолет. И вообще — мне же выступать еще сегодня, а ты меня спаиваешь! Все, подруга, еще стопарик, и сворачиваем посиделки. Нас ждут великие дела. Кстати, в этом твоем издательстве директор как — ничего, нормальный?

— Нормальный, нормальный. Тебе понравится. Обещаю.

* * *

Солнце жарило, как сумасшедшее. Такого начала лета давно не было. Продавцы напитков делали приличные деньги на своем товаре. За день Париж выпивал тонны воды.

Ранним утром Катя, сидя на выходящем в сад балкончике Алькиной спальни, подставляла лицо и руки несильному пока солнцу. Она приехала сюда вчера, чтобы подготовить квартиру к приезду хозяйки — Алька возвращалась из командировки в Лондон, куда приехал на гастроли Большой театр.

Теперь Александра Захарова была штатным сотрудником газеты «Фигаро» со всеми вытекающими отсюда приятными (заработки) и не очень (слишком частые командировки) последствиями.

Катя с вечера прибрала квартиру, приготовила любимые Алькины рыбные котлеты и вареники с вишней. Она жалела питавшуюся на ходу сендвичами да разной ресторанной лабудой подругу.

Наконец раздался звонок в дверь. Когда Катя была дома, Алька никогда не пользовалась ключами: так приятно, когда тебя ждут и открывают дверь.

По Алькиным смеющимся глазам Катя поняла, что произошло что-то хорошее. А по загадочному молчанию и улыбкам вместо ответов на расспросы догадалась, что это «хорошее» имеет лирический оттенок.

После душа и завтрака Алька раскололась. Они сидели в гостиной, окна были раскрыты с обеих сторон, и сквознячок колыхал шторы. Жара в доме почти не ощущалась. Алька сидела с ногами на диване, а Катя умостилась в кресле напротив. Она жаждала подробностей, а подруга тянула резину, наслаждаясь ее нетерпением: сначала сбегала на кухню за лимонадом, потом вспомнила, что лед забыла. Катя пригрозила, что сейчас встанет и уедет восвояси. Тогда Алька сжалилась. Ее довольно сбивчивый рассказ звучал примерно так.

— Представляешь, прилетели. В Лондоне я впервые. Удивительно, правда, что ни разу там не была. Жарища, как сейчас здесь, — асфальт плавится. Вот тебе и «туманный Альбион».

Представляешь, когда я была еще женой Кристиана, меня в Лондон не пустили. С советским еще паспортом. Господи, как это было давно! Ну вот. Пошла я к стоянке такси, вижу — длиннющая очередь. И все стараются встать под навес, в тенечек. А там тесно.

Вдруг мужчина, который передо мной стоял, подвинулся, освободил мне «место под тенью». Я на автомате по-французски говорю, в смысле, мерси вам, мсье, вы очень любезны. А его аж развернуло в мою сторону, просиял весь и тоже по-французски говорит: «Так вы не англичанка? А я и не знал, что француженки бывают блондинками с голубыми глазами!» Отвечаю, что вовсе я не француженка, а русская, журналистка, живу в Париже, а сюда приехала в командировку от «Фигаро».

Какой из себя? Ну что тебе сказать? Не герой-любовник, это точно. Наверно, лет на шесть-семь старше меня. Выше среднего роста, полноватый, но ему идет. Полноватый, но при этом, знаешь, легкий какой-то, подвижный. С намечающейся лысиной, но очень коротко подстрижен, так что и не заметно. Прямой тонкий нос. Да, про глаза-то я забыла сказать. Глаза большие, сине-серые и очень умные, между прочим. И добрые.

Ну что, довольна? Поехали дальше. Жара, а он в костюме. В очень дорогом костюме из тончайшей шерсти, галстук с золотым зажимом в тон рубашке и светлые летние туфли. И такое от него исходит ощущение надежности, благополучия, в хорошем смысле, какой-то английской, знаешь ли, добротности, что мне как-то спокойно и хорошо стало. Вот, думаю, жалко, сейчас разъедемся в разные стороны и никогда я его больше не увижу.

Он сказал, что в России никогда не был, но про загадочную русскую душу слышал. Руку протянул и представился: «Ричард Стюарт, директор одного из филиалов Национального Вестминстерского банка». Достал из внутреннего кармана пиджака визитную карточку и дал мне. Я тоже представилась. В общем, славно мы поговорили, и даже расставаться так, вдруг, показалось как-то странно.

Он предложил, поскольку я сказала, что впервые в Лондоне, отвезти меня в отель — «Бонингтон» называется, там мне номер забронировали от газеты. Приехали, он помог мне выйти из машины, поцеловал руку, сказал, что не ожидал такого приятного знакомства и надеется, что мы еще встретимся.

Ну, встретимся и встретимся. Знаешь, после Патрика я решила — все, никаких «лямур-тужур», хватит. Мое бедное сердце больше не выдержит. Что-то омертвело внутри. А так — почему не встретиться? Очень милый господин. И, естественно, женатый: такие в холостяках не ходят. А это мы уже проходили, со всеми вытекающими последствиями.

Бегала весь день по делам — встречи, интервью, — вечером возвращаюсь в гостиницу, а мне портье передает огромный букет из тридцати трех темно-красных, почти черных роз. И в нем записка, мол, приглашаю вас в ресторан и завтра в семь жду возле отеля «Савой». А у них «Савой» — это как у нас, например, «Георг Пятый».

Почему думаю, не пойти, влюбляться же я не собираюсь и ситуацию контролирую.

С утра я была занята по работе, потом до вечера бегала по музеям и одета была, в общем, не слишком по-ресторанному: деловой костюмчик и туфли на низком каблуке. О чем потом пожалела.

В семь мы встретились. Собеседник он милый, вполне. Мы немного прогулялись, он рассказал историю отеля. Потом, смеясь, признался, что специально все проштудировал перед нашей встречей. Вообще, он с юмором говорил о себе, не боялся казаться простым и «ударить в грязь лицом». А это всегда подкупает. Нечего перья распускать на ровном месте, как большинство мужчин делают. Правильно я говорю?

И, заручившись молчаливым согласием подруги, Алька продолжила:

— Ну вот, пришли мы в ресторан. Ричард сделал заказ, потому что хорошо знает их меню — часто бывает там на бизнес-ланчах. Говорит, хочу развеять у вас мнение, что английская кухня невкусная, ведь так считается.

Принесли закуску: перепелиные яйца под тресковым и сырным соусом и белое французское вино. Потом на серебряном (настоящее серебро!) блюде принесли ростбиф, нарезанное толстыми ломтями и залитое коричневым йоркширским соусом мясо. Слюнки текут? И конечно, подали красное бордо в серебряном же ведерке. Без французского вина все же не обошлось.

Сидим, мило так, болтаем о том о сем. Потом оркестр заиграл. Он пригласил меня танцевать. И классно, знаешь ли, танцевал! А это хороший показатель, когда на мужчину в танце можно положиться. Но я-то решила, что ни на кого «покладаться» больше не собираюсь, и поэтому чувствовала себя совершенно спокойно. Никому я ничего не должна, хоть ужином меня роскошным корми, хоть что. А он молчит. Никаких удочек не закидывает и разведок боем не предпринимает.

Принесли десерт. Знаменитый английский пудинг, «спотед-дик», его готовят на пару, с изюмом и фруктами. Вкусно! Потом подали кофе.