– Это существо созналось в участии в коварной попытке покушения, – продолжил начальник тюрьмы. – И теперь надо лишь немного подождать, и она обязательно раскроет имена своих сообщников. Тогда…

– Откройте дверь, Варне, – тихо произнесла Екатерина. – Я хочу ее видеть. Девушка назвалась?

– Она сказала, что ее зовут Люси Пиллар. Заявляет, что она дочь хозяина гостиницы в деревне Луар-Вали.

– Эта дочь корчмаря далеко убежала от дома.

– Возможно, она солгала. Скоро мы добьемся от нее правды. Эти казематы – мерзкое место, населенное насекомыми и болезнями. Здесь нельзя находиться даме, тем более королеве. Если бы ваше величество вернулись и свои палаты и…

– Дверь, де Варне, – приказала Екатерина. – Немедленно.

Начальник тюрьмы глубоко и страдальчески вздохнул и подал знак, чтобы открыли дверь. Она скрипнула и открылась в маленькую узкую камеру, еще более смрадную, чем помещение снаружи. Тюремщик осветил проход для королевы, и она прижала к носу надушенный платок.

Де Варне шел следом за Екатериной. Она взглянула на заключенную и поняла, почему начальник тюрьмы так беспокоился. Прикованная к стене, Люси Пиллар беспомощно висела в цепях, более не сияя свежестью, чистотой и очарованием. На ней была только нижняя рубаха, а белоснежное тело покрыто синяками и ссадинами, на ногах вздулись пузыри от кипящего масла, раны на теле уже начали гноиться.

– Вы беспросветный идиот. – Зашипела Екатерина на де Варне. – Вы убили ее.

– Н-нет, ваше величество, – поспешил оправдаться начальник тюрьмы. – Торке! – позвал он охранника. Приведите ее в чувства.

Тот выполнил приказ, окатив девушку ведром тухлой воды. Когда Люси едва шевельнула головой и застонала, он засунул ей в рот флягу и влил в горло какого-то дешевого вина.

Девушка захлебнулась и раскашлялась. Екатерина отступила в отвращении, осудив эти грубые методы. Ничего подобного не потребовалось бы, если бы ее глаза были такими же, как прежде. Екатерина смогла бы вытащить из нее всю необходимую информацию, просто внимательно посмотрев в них. Она обладала искусством мудрых женщин читать по глазам с таким мастерством, что в этом ей почти не было равных. Но, как и все тело, взгляд девушки тоже ослабел.

Когда Люси, наконец, пришла в себя и ее глаза открылись, Екатерина вежливо приказала охранникам отойти и приблизилась к ней. Голова девушки упала набок. Она смотрела на Екатерину с болью в глазах, наблюдая, как королева поднимает вуаль.

– Ну, ты меня знаешь, госпожа Пиллар?

В тусклых глазах мелькнула искра признания. Растрескавшиеся губы Люси растянулись в подобие улыбки.

– Медичи, – хрипло произнесла она. – Дочь флорентийского аптекаря.

Екатерина услышала, как ахнул начальник тюрьмы, но осталась невозмутимой. Этот эпитет ей дали с первых дней ее появления в этой стране. Надменные французы никогда не считали дочь итальянского купца достойной их молодого короля, невзирая на ее солидное приданое.

Привыкшая к оскорблениям, Екатерина хранила спокойствие, пока девушка хрипло не добавила:

– Колдунья… Темная Королева… Мой враг.

Екатерина насторожилась и приказала охранникам и начальнику тюрьмы выйти из камеры. Варне сделал слабую попытку запротестовать, но замолчал под холодным взглядом Екатерины. По крайней мере, ее глаза все еще обладали властной силой.

Как только они остались наедине, Екатерина взяла девушку за подбородок и подняла ее голову. Она всмотрелась в глаза девушки, собрав всю свою волю. Но это было все равно, что всматриваться в мутный поток. Медичи смотрела, пока ее собственные глаза не заслезились. Пришлось оставить эту затею.

Стараясь разговаривать с девушкой ласково, Екатерина произнесла:

– Почему я твой враг, дитя? Я вполне могла бы стать тебе другом. Ты сделала глупость, приняв участие в этом заговоре против меня. Но я могу смилостивиться, если ты скажешь мне то, что я хочу знать. Только я могу спасти тебя…

Екатерина замолчала в изумлении. Несмотря на слабость, Люси сумела освободиться от ее руки и встряхнуть головой.

– Нет. У тебя нет… власти. Нет такой власти, как у моей госпожи, моей Серебряной розы.

– А кто она такая?

– Та… кто уничтожит тебя.

Люси облизала губы, едва прошептав слова. Екатерине пришлось наклониться, чтобы услышать ее.

– Приближается революция. Серебряная роза… однажды захватит твое королевство.

– В самом деле? – сухо поинтересовалась Екатерина. – И как она собирается это сделать? Завоевать Францию, вооружив моих врагов отравленными розами?

– У нее есть не только… розы. У нее есть книга.

– Книга? Какая книга? – резко спросила Екатерина.

Дыхание Люси стало тяжелее, глаза помутнели. Екатерина встряхнула ее.

– Какая книга? – сурово потребовала она ответа.

Губы Люси молча зашевелились. Перед тем как ее голова беспомощно повисла, она успела произнести шепотом.

– «Книга… теней».

По дороге обратно в Лувр Екатерина сидела на подушках кареты, пытаясь найти удобное положение для своих ноющих суставов. Несмотря на душную дневную жару, она плотно закрыла окна кареты, чтобы солнечный свет не терзал ее больных глаз. Начался новый приступ головной боли, вызванный очередной неприятностью.

Боже, как она устала от этого! Пока ее карета тряслась по улицам города, Екатерина прекрасно понимала, что между ней и недоброжелательным населением теперь была только тонкая стенка кареты и эскорт из швейцарских гвардейцев. Как и во всей стране, в Париже царили нищета и беспорядки.

Весна была неудачная, на смену наводнениям пришла засуха, уничтожившая посевы и скот. Еды не хватало, цены росли, животы были пусты, терпение иссякло. Неутихающая гражданская война между гугенотами и католиками за последние два десятилетия опустошила страну и казну.

Конечно, во всем была виновата только она, с горечью подумала Екатерина, растирая переносицу. Как там говорилось про нее в последних памфлетах, ходивших по Парижу? «Змея, рожденная от недостойных родителей в итальянских трущобах… самая отъявленная дьяволица на престоле».

Глупцы не понимали, что за стабильность, которую знала Франция в последние годы, они обязаны благодарить исключительно ее, конечно же, не ее сына, его величество Генриха III, милостью Божьей короля Франции.

Когда Генрих не развлекался в неистовых пирушках со своими размалеванными щеголями, он ударялся в религию, рьяно предаваясь затворничеству и самобичеванию. Пока он впустую тратил время, простаивая на коленях перед какой-нибудь мраморной статуей, его королевство пребывало на грани катастрофы, короне угрожала поднимающаяся сила дворян, особенно одного – герцога де Гиза.