– Но на похороны все же надо сходить, – мягко проговорил Матвей. – Николай дал вам жизнь. А еще вы его наследница, и двушка станет-таки вашей…

– Не нужна она мне!

– Не глупите.

– Нет, я не откажусь от квартиры, естественно. Но продам ее и разделю деньги на троих: и маме чтоб досталось, и сестре, и мне. Это будет по-честному.

– А что насчет похорон? – не отставал Абрамов.

Эта девушка – истинная дочь своего отца. Тот родителей не проводил в последний путь, и эта не хочет. А еще его осуждала!

– Вы до меня докопались, потому что я тело должна забрать, да? И все организовать?

– Это тоже. Но сейчас все хлопоты можно поручить ритуальному бюро.

– Значит, я так и сделаю. И сегодня же уеду в село.

– У вас дети там плачут? Семеро по лавкам?

– В некотором роде. У мамы в школе неожиданно освободилось место преподавателя естественных наук. Я не педагог, но эколог, так что в теме и смогу заменить уволенного за систематическое пьянство учителя. Завтра нужно выйти на работу. Но главное, я хочу маме лично сообщить о том, что отец умер. Предполагаю, что начнет убиваться, и ей моя поддержка потребуется.

– А она разве не захочет приехать?

– Конечно, да. Но не сделает этого.

– Почему?

– У мамы агорафобия.

– Это еще что за фигня?

– Не фигня, а психическое расстройство. Страх открытого пространства, людных мест.

– Когда он появился?

– Не могу точно сказать. Когда я была девочкой, помню, что мама не любила никуда ездить, ни с нами, ни с учениками. Она комфортно себя чувствовала в селе, легко передвигалась по нему, при огромной необходимости в районный центр выбиралась. Но если, к примеру, нужно было сопровождать школьный автобус, направляющийся в один из городов Золотого кольца или сюда, в столицу федерального округа, мама всегда отказывалась. Потом она стала только из дома до школы ходить, благо по дороге магазин и банк есть. А сейчас она не выходит за территорию владений – если можно так назвать наши десять соток, на которых стоит дом.

– Как же она преподает?

– Взяла «индивидуалов» – ребят с отклонениями в развитии. Они приходят к ней. Домашнее обучение наоборот. Плюс репетиторство.

– А физически она в порядке?

– Да, сильная женщина, которая не только огород обихаживает, но еще и держит скотину, сама мелким ремонтом занимается. В противном случае я бы не уехала от нее.

Абрамов разговаривал с Анной Гребешковой уже пятнадцать минут, и за это время он начал иначе относиться к ее внешности. Как эта девушка могла показаться ему невнятной? Она такая яркая! У нее невероятные русалочьи глаза, кожа гладкая, смугло-румяная и бархатная на вид, на нижней губе пикантная ямка, а на шее родинка… Чуть ниже уха, маленькая, похожая на точку, в которую нужно целиться, чтобы выбить десятку…

В нее бы выстрелить поцелуем.

– Почему вы на меня так странно смотрите? – напряглась Анна.

Матвей знал, что у него тяжелый взгляд, не отражающий истинных эмоций. Бывшая супруга много раз говорила об этом. Абрамов ей в любви признается, а ей кажется, что врет, а возможно, издевается. Потому что не лучатся глаза. А ведь это было еще до того, как он начал изменять.

…Они познакомились, когда Абрамов только начинал свой «ментовский» путь. Тогда он был кристально честным и видел себя борцом с преступностью. Девушки у него появлялись, но все надоедали через два-три месяца. Он даже думал, что никогда не женится. И тут Руслана! Сначала он зацепился за необычное имя. Приятель позвал на какую-то гулянку и сказал, что там будет свободная девушка. Матвей спросил: «Симпатичная?» Ему ответили, что да.

Руслана на самом деле оказалась не вах какой красоткой, хотя имя предполагало это. Абрамов почему-то представлял себе жгучую брюнетку, татарочку, наверное, проведя параллель с мужским именем Руслан, но будущая жена была светленькой, чуть полноватой. Он сразу дал ей прозвище Зефирка. После той тусы он отвез ее на такси домой, но не проводил до двери. Потом пару раз приглашал в кино и погулять только потому, что хотелось провести время в женском обществе, а другой компании не находил. И на День милиции Матвей позвал Руслану по той же причине. А она явилась вся такая дивная, в кудряшках, бусиках, каких-то розовых кружевах. Очаровательная Зефирка очень понравилась всем его коллегам, и Матвей на нее посмотрел под другим углом. Легкая, веселая, нежная, она могла очаровать любого, но встречалась с хмурым, довольно скучным и небогатым Абрамовым. Он не дарил ей ничего, даже цветов. Угощал кофе или пивом. Они не спали. Матвей как-то попытался залезть Руслане под юбку, но она не позволила. Не такая же… А ждущая трамвая!

После того корпоратива они начали встречаться по-настоящему, и Руслана открывалась Матвею с разных сторон, но только положительных. Ему казалось, у нее нет недостатков. Вообще! В том числе во внешности. Каждая складочка на рыхленьком тельце казалось милой.

Они поженились. Абрамов любил жену, но, как ей казалось, недостаточно. Мало уделял времени, редко отвешивал комплименты, подарки делал только по праздникам. Зефирка сдружилась с женой начальника Матвея. Та была третьей по счету, молодой, тогда как он уже пятый десяток разменял, и им было о чем поговорить. Товарищ подполковник супружницу баловал. Дома тоже появлялся нечасто, но как придет, искупает ее в обожании и презент какой-нибудь вручит. Руслане хотелось того же. Она не закатывала скандалов, но постоянно твердила: «А вот Антон Михайлович с Аленой…». Далее следовало продолжение, где подполковник то свидание на крыше устраивал, то в меховой салон жену привозил, чтобы она выбрала достойную себя шубку. Абрамов же не отличался романтизмом и мало зарабатывал. Но с последним можно было что-то сделать, поэтому он стал «брать». И Антон Михайлович этому способствовал.

Финансово Абрамовы хорошо зажили, но Зефирке все чего-то не хватало. Матвей говорил о любви, но лаконично и сухо… Неубедительно, в общем. Еще и глаза не горели. Руслана не верила ему.

Потом она забеременела, родила. Матвей был несказанно рад, особенно тому, что у него дочь. Почему-то ему не хотелось сына. Другие мужики только о наследнике мечтают, а он – о маленькой принцессе. И она появилась – белокурая, как мама, толстенькая. Маленькая зефирка.

Супруге он начал изменять, когда она донашивала дочь. Не из-за того, что секса стало меньше, как раз наоборот, на последних сроках жена стала очень охоча до него. Но появилось больше соблазнов. Матвей стал важным, у него завелись бабки и знакомства, и к нему сразу начали слетаться прекрасные бабочки-однодневки. Он спал с некоторыми и ни к кому не прилипал. Душой точно, а телом – да, было дело. Думал перепихнуться разок, но зацепила чертовка. Такой развратницы Абрамову встречать не приходилось. Она позволяла творить с собой все. Матвей подумывал сделать ее постоянной любовницей, пока не узнал, что девушка учится в одиннадцатом классе. Он испугался – несовершеннолетняя как-никак, и разочаровался. Когда нужно было начать активную половую жизнь, чтобы в семнадцать стать настоящей развратницей?