— Мой брат прав. Мы докладываем обо всех аномалиях в Совет, и подобного никогда не наблюдали. Наша стая придерживается старых порядков, и если высшие старейшины не одобряют консервативность и потворствуют недопустимым переменам в поведении молодняка, то их право снять нас с должности и распределить в другие стаи, но обвинять нас в подобных зверствах — несмываемое оскорбление, — женский голос звучал глухо и разочарованно.

Раздался синхронный протестующий рык двух мужчин-старейшин.

— Наш состав не менялся со дня назначения! — грозно процедил сквозь зубы Эгиль. — Это будет, по меньшей мере, недальновидно, Айко. Если тебе так не терпится лишиться своего места, подавай запрос, а нас не вмешивай.

— Мне не нравится твой тон, Эгиль. Ты старший, но говорить с моей сестрой в таком ключе не надо.

Манера общения старейшины Лютера с главным была более уважительной, сказывались годы работы в одной связке, но за Айвена вдруг стало обидно. Впрочем, старейшины не знали, кто стоит перед ними, а к другим ввиду собственной исключительности никогда не страдали пиететом. Даже мой отец не всегда удостаивался их почтительного отношения.

— Как самцу, тебе стоит воспитывать свою сестру тщательнее, — не стал извиняться Эгиль и оскалился, недовольный тем, что его осадили.

Обстановка накалялась сильнее, но Айко взяла слово на себя, пока ее брат не разразился бранью и не кинулся в драку.

— Ты прав, собрат мой. Мы были бы неразлучной пятеркой до окончания срока, но ты же знаешь, что теперь это невозможно, — грустно она возразила, в ее голосе звучала неподдельная боль потери. — Нет смысла врать самим себе, что всё в порядке. Не просто так случились несчастья с нашими собратьями, Эгиль. Нам нужно было провести более тщательное расследование и не верить на слово Совету Права.

— Не начинай снова, Айко. Раз Совет Старейшин сам не удосужился прислать нам инспектора после нашего письма, значит, всё там было в порядке. Прекрати распространять эти домыслы. Еще не хватало допустить расхолаживание и разброд настроений в стае. В нынешние времена мы должны быть едины, как никогда раньше.

В этот момент Марта не выдержала напряжения и переступила с ноги на ногу, но не удержала равновесия и, пока пыталась схватиться за Керука, на которого падала, слишком громко вскрикнула.

Мы замерли, понадеявшись, что из-за скандала и громкой речи нас не услышат, но как раз в этот момент в зале воцарилась тишина. А затем раздались приближающиеся к нам шаги. От страха мы втроем заметались, но из-за неслаженности действий только мешали друг другу и в итоге не смогли скрыться с места преступления.

Дверь открылась наружу, ослепляя нас ярким светом, и, пока мы щурились и прикрывали глаза рукой, нас застали за непотребным занятием — подслушиванием. Боже, как стыдно. Особенно перед Айвеном.

— Да у нас тут незваные гости, вы только поглядите, — насмешливый тон старейшины Лютера.

Удовольствие в его голосе явно мне не почудилось, а когда я проморгалась и увидела язвительную улыбку на его лице, сразу догадалась, кто сегодня будет козлами отпущения из-за его испорченного настроения.

Мы втроем испуганно сглотнули, дрожа под кровожадным взглядом старейшины Лютера. Но когда он сделал шаг в нашу сторону, прикрывая дверь, мощный поток силы снес ее с петель, и она со стуком и скрежетом оторвалась и упала на пол, заставив нас испуганно втянуть голову в плечи.

— Вы загораживаете нам обзор, — громогласный твердый голос Айвена раздался как нельзя кстати, позволяя мне, наконец, сделать нужный и желанный вдох.

— Ты здесь не командуй, цепной пес. Ищи то, за чем тебя послали, и проваливай! — прорычал доведенный до бешенства Лютер и хрустнул шеей, поворачиваясь к нам лицом. Сведенные на переносице густые брови, тяжелый подбородок и натянутые мышцы на скулах производили на нас устрашающее впечатление, так что даже его прищуренные глаза не так бросались в глаза.

— Да как вы смеете говорить так с нагвалем?! — неожиданно набралась храбрости Марта, а затем заскулила, когда ей по уху прилетел размашистый удар ладонью.

Лютер никогда не скупился на оплеухи и любил силой воспитывать членов стаи. Совсем не похож он был на остальных, обычно спокойных и степенных старейшин.

— Марта, — кинулась к ней, когда она не удержала равновесие и стала заваливаться вбок.

Я не рассчитала свои силы и, подхватив наставницу, чуть не упала вперед, задев вытянутой ладонью и без того разгневанного мужчину. Отдернула руку, словно ошпарившись кипятком, ведь все в стае знали, как Лютер терпеть не любит чужие прикосновения. Замерла в ожидании пощечины, как только его рука поднялась в замахе, но он почти сразу же застыл в такой позе на месте, когда с зала раздалось предупреждающее рычание.

— Советую держать руки при себе. Уж больно дикий у вас клан, Эгиль, бить женщин и чьих-то дочерей в порядке вещей? Всенепременно доложу об этом в Совет. Не сомневайтесь.

Ему никто не ответил. Старейшины оказались оглушенными словами Марты и лишь молча и напряженно вглядывались в Айвена, словно пытались найти то, что либо опровергнет, либо подтвердит ее слова.

— Ты сказала нагвалем, Марта? — нахмурилась Айко, с опаской поглядывая на беловолосого и косясь на повитуху, которая не ответила, а продолжала тяжело дышать, закрывая горящее ухо ладонью.

— Господин Айвен, — прозвучал в тишине голос Керука, когда он кивнул волколаку. — Прошу прощения за то, что прервали вас. Мы не ожидали, что у старейшин уже есть посетитель.

Я открыла рот, поразившись, каким серьезным и взрослым себя показал друг, но в этот момент словила на себе тяжелый взгляд Лютера. Он вдруг втянул носом воздух и оскалился, опустив глаза на рубашку, которая была надета на мне. Ту, что принадлежала Айвену и всё еще хранила его запах.

— Вы только посмотрите. Еще не успел появиться в наших краях, а уже претендует на чужое. И что за бред ты несла насчет нагваля, старуха? Разве тебе кто-то разрешал открывать рот? — ощерился, проводя кончиком языка по удлинившимся клыкам.

Видимо, вид Айвена его не впечатлил, а отсутствие подтверждения из его уст о собственном происхождении убедили его, что это была байка со стороны повитухи.

Мужская грубость изливалась на нас волнами, которые мы ощущали кожей, покрывшейся мурашками от страха и опасений физического наказания за подслушивание.

Марта отошла, отцепив от себя мои пальцы, и сделала несколько шагов назад, желая оказаться от