"Не твое дело! Иди туда, откуда пришел!" Это первое, что пришло в голову Жене. Так ей хотелось ответить на грубость Игоря. Но она еще никогда ему не грубила — в мыслях, ни на деле. Не хватило бы смелости выдать такое, даже при самой страшной обиде. А ума, чтобы промолчать, — хватило.

И она стояла, не проронив ни слова, когда Суворов пытался вытрясти ответ. Удивленно моргала, хмурилась, не понимая, откуда он взялся в этом клубе, и зачем сюда приехал. Он еще что-то кричал, обидное и неприятное, но музыка так гремела, оглушая ритмами, что нельзя было разобрать ни слова. Единственное, что дошло до Жени: нужно идти вслед за ним, даже не пробуя сопротивляться. Пошла, естественно, уже на ходу осознавая, что ноги еле держат и заплетаются, что в голове звенит, а глаза почти слипаются от усталости. До момента, пока Игорь ее не остановил, ничего подобного за собой не замечала.

И было почти не обидно, что ни одного слова он больше не обронил, до самой машины. Там лишь заднюю дверь открыл, практически втолкнул Женю внутрь, а потом с силой захлопнул. Рядом не сел, а ведь ей вдруг так захотелось прижаться к его боку, голову на плечо склонить, да так и уснуть спокойно. Раньше не было такого в ее жизни, а теперь вдруг пригрезилось. Даже взбодрилась слегка. Глаза открылись, мозг начал улавливать происходящее вокруг, интерес проснулся. А Игорь, наоборот, расслабился и как-то осел на переднем сиденье.

— Игорь Дмитриевич, добрый вечер! А вы как здесь оказались?! — Девушка, действительно, была очень рада его видеть. А еще догадывалась, что лучше перевести разговор на что-нибудь отвлеченное и приятное. Например, на долгожданную встречу. Она, конечно, мало рассчитывала, что это поможет. Но попытаться стоило, все равно.

— Молчи и не высовывайся. Не нарывайся лучше. — Жене сразу вспомнились интернатовские воспитатели и учителя. Такие же грубые, жесткие, страшные. Стало неприятно и обидно до слез: ведь не сделала ничего плохого, почему с ней так разговаривают? Разве заслужила такой тон?

А Игорю, видимо, было совсем не до ее переживаний. Он с силой растер лицо ладонями, очень тяжело вздохнул. Не поворачивая голову, глядя перед собой, бросил Сашке:

— Вези домой. И спасибо тебе, Сань.

— Да за что, Игорь Дмитрич? Да вы же знаете, что я… — Парень затянул свою любимую песню о преданности, правда, совершенно искреннюю. Хоть и звучала она сейчас так же глухо, как и голос хозяина.

Суворов продолжить не дал:

— Есть за что. Я бы сам никогда не догадался. Все, Сань, поехали. Если не можешь — скажи, я такси вызову. Дома никого из парней не осталось. Все такие же замудоханные.

До Жени только сейчас начало доходить, что время уже не позднее, а ближе к раннему утру. Накрыло легкой паникой. Стыдом и раскаянием. И еще благодарностью, немного: могли бы и дома дождаться, а они вот, нашли, приехали за ней…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сашка гнал в сторону дома, будто сбегал от кого-то. От аварий спасало лишь то, что улицы города ночью вымирали и были похожи на пустыню. Даже светофоры моргали усталым желтым цветом, ни одного красного по пути не встретилось.

Вся дорога прошла в каком-то тягостном молчании. Женя сначала бодрилась, пытаясь убедить себя, что все обойдется, что не случилось же ничего плохого. Ведь она и не планировала никого нервировать, и искать ее было необязательно: Света, наверняка, и не заметила ее ухода, а Игорь Дмитриевич… Он ведь тоже ее редко замечал. Кто мог знать, что он вот так за ней в ночи сорвется? Если бы хоть на секунду пришла такая идея — Женя с телефоном не рассталась бы никогда. И из дому, скорее всего, не вышла бы. Что эти танцы? На них всегда успеешь, не сегодня, так завтра.

Но чем дальше, тем больше становилось тревожно и стыдно. А глядя на осунувшиеся лица мужчин, хотелось побить саму себя: она-то веселилась по собственной воле и капризу, а им всю ночь пришлось по городу мотаться, и все из-за нее… От совсем уж невыносимого раскаяния девушку спасла усталость: в какой-то момент глаза сомкнулись, и навалился сон.

Из сладкого забвения ее выдернуло осторожное прикосновение. Сначала к плечу, потом к коленям. На руках Женю носили только в очень глубоком детстве, она уже и не помнила, каково это — доверчиво прижаться к теплой груди, снова закрывая глаза и проваливаясь в забытье. Но сон после этого стал спокойным и сладким. Она лишь глубоко вздохнула и отключилась вовсе. Не помешали посторонние звуки, голоса, перемещения по дому… Где-то на дальнем фоне все это пролетело, а ей все так же было хорошо…

Открыв глаза, долго не могла разобраться: где она, какое сейчас время суток, сколько она проспала, и как попала, вообще, в свою комнату. Последнее, что помнила, это злые глаза Суворова и серое лицо Сашки. А потом — провал.

Пошатываясь, поднялась, добрела до ванной комнаты, умылась. Только потом заметила лежавшую на столе трубку и мерцающие на ней сообщения. Взяла в руки и ужаснулась: какое-то безумное, двузначное число непринятых вызовов говорило о том, как по-свински вчера себя вела. А потом уже вернулось в памяти и остальное: злой окрик Игоря Дмитриевича, стыд, обида (ей-то вообще не время было), раскаяние и ужас перед тем, как выходка ей аукнется. Вот и повзрослела Женя. Отпраздновала совершеннолетие…

Ей до дрожи в коленях было страшно выходить из комнаты, хотелось забиться под одеяло и переждать. Чего? Она и сама не знала, чего именно. Точно была уверена, что ничем хорошим эта ночь для нее не обернется. Наказания, одно другого страшнее, приходили на ум. Девушка уже решила для себя, что готова согласиться на все, вплоть до порки ремнем, до домашнего ареста, да хоть полы в конюшне готова была скрести! Только бы не сказали, что больше ей не рады в этом доме, и она свободна идти на все четыре стороны… Идти было некуда. И не хотелось уходить.

Игорь не знал, чего ему хочется больше: упасть и уснуть, напиться и уснуть, наорать на бессовестную нахалку, отчехвостить ее так, чтобы из дому шаг сделать боялась, или просто убить ее и не мучиться, а потом уже напиться и уснуть. Все эти желания водили хороводы в душе, перемешиваясь в разных сочетаниях, не позволяя выбрать самое правильное. Но хоровод этот, наложенный на безмерную усталость, не мог спрятать главное: Игорь просто ее хотел. Вот так, внезапно и болезненно приперло. Ужасающе ясно для самого себя, бесконечно неудобно для организма нахлынуло мощное желание. Такое возникало редко и в ранней молодости. А с тех пор уже много времени прошло, и организм научился подчиняться мозгу.