уже совсем невыносимый сушняк, заглянул в котелок над почему-то бледным костром, там было пусто.

– Молль, сука, выкипело!

Молль потрогал котелок.

– Холодный! Ха-ха-ха! Кто-то выпил воду! – он, скалясь, посмотрел на меня.

– Пошел ты, я к вашей затее не прт-прит-ра-ги-вал-ся! – сказал я зачем-то по слогам.

Молль опять загоготал.

– Заткнись, носатый! – Брату было не до смеха – хотелось пить.

Растапливать во рту снег было противно, он жег рот и был горький на вкус.

– Короче, Молль, разводи, нет, разжигай костер! И не дай бог он у тебя затухнет опять! Мы с Сидом идем за водой!

Я очень удивился такому решению.

– Слушай, брат, темно уже почти, куда идти-то!

– Где темно, дурак? Успеем! – он был полон решимости, которая меня пугала. – Собирайся, Сид!

Он отложил пакет с остатками клея. Спорить было бесполезно. Надев теплые бушлаты, мы двинулись с котелком и фонариком куда-то в темноту по невидимой тропинке к воде. Как только мы отошли от куцего костра, нас обволокла густая чернота, которая кишмя кишела плотными галлюцинациями. Мерцающий фонарик, пытаясь продырявить бледным пятнышком тьму впереди, сгущал ее сзади. Обернуться – значит умереть. Уже что-то липкое тянулось к моей тонкой шее, что-то зловонное дышало мне в ухо. Что-то ползло огромное рядом. Слава богу, он наградил меня чувством границы, когда четко понимаешь, где явь, а где токсикоманский морок. А то видел я, как поверившие в видения люди чудят, калеча себя. Помню, как Миша Хам, олдовый панк, под горстью таблеток отнял у старушки авоську с макаронами и с диким хохотом жрал их сухими, порвав зубами упаковку, убегая на ходу. А когда нас привезли в отдел, при заполнении протокола пытался похитить из кобуры дежурного пистолет. Уже за рукоятку взялся, когда второй мент зашел, и я, вместе с ним, с ментом, переглянувшись, несколько секунд оторопело за этим наблюдал. Потом Мишу били ногами, а я делал вид, что ничего не происходит. Под циклодолом я научился делать такой вид. А все равно трудно не верить, когда явно что-то рядом под ногами суетится. Главное – не впадать в панику. Ничего не происходит!

– Сид, бля, Молль сказал, по этой тропинке срезать можно? – спросил шепотом брат, и я понял, что его тоже конкретно накрыло.

А еще я понял, что нам кирдык, ибо я вообще не ориентировался, куда идти, с самого начала.

– Я, брат, вообще ничего не знаю! – признался я честно и громко.

Стало смешно от своей честности, и я рассмеялся.

– Тише ты, болван! – зашипел на меня брат.

Фонарик все реже и реже выплевывал куски света, которые сразу слизывала темнота.

– Сколько мы идем уже? – спросил брат, тряся фонарик.

– Понятия не имею! – Честнее меня сегодня парня не было.

Мы топтались на месте, фонарик умирал.

– Может, Молля поорем? – предложил я, пытаясь до боли в глазах разглядеть сквозь шевелящуюся живую мглу заветный огонек костра.

Брат медлил с ответом, я не торопил. Вокруг что-то свистело и вроде бы где-то вдали рыдало жалобно и надрывно.

– Ладно, ори. Но только тише! – наконец согласился он.

Я заорал что есть мочи, стараясь как-то потише. Вокруг сразу все затарахтело, завопило и засуетилось, но ничего живого и внятного мы в ответ не услышали.

– Ладно, Сид, хорош, хватит! – нервно сказал брат, и в этот момент окончательно сдох фонарик, ехидно и ярко подмигнув на прощание и оставив нас в полной темноте.

– Черт! Черт, черт, черт! Сид, это ты слева? – спросил очень нервно брат.

– Нет, я справа.

– А кто слева?

– Не знаю, а ты сам-то где?

– Если ты справа, то я слева.

– Ну вот ты и есть слева!

– Нет, тут еще левее кто-то, я думал, ты!

Тут меня кто-то со всей силы ударил в живот.

– А-а! – крикнул я.

– А-а! – крикнул брат.

– Это ты меня в живот? – возмутился я.

– А это ты? А хули говорил, что не слева?! – наехал он.

– А откуда я знаю, где у тебя лево, а где право! – обиделся я.

– Ну ладно, что делать-то будем? – задал брат почти риторический вопрос.

Я пожал плечами, думать не хотелось, хотелось к костру и пить, все.

– Давай пойдем обратно, – предложил брат.

Я рассмеялся.

– А где это обратно, брат?!

– Заткнись! Не зли меня! – закричал злобно он, но осекся и зашептал: – Пойдем уже куда угодно, блять!

И мы пошли, сбившись сразу с тропинки, шли черт знает куда, проваливаясь то и дело в снежные ямы. Хрустело в темноте под ногами, а когда спотыкались, то лязгало. Снег замерз в корку и на вкус был еще поганее, чем когда было светло. Несколько раз мы по очереди скатывались уж в очень глубокие ямы, теряли друг друга, находились, очень долго перекрикиваясь, ибо вокруг в кромешной тьме все тоже жило, и тоже куда-то спешило, и шло. То ли в атаку, а может, трусливо в тыл. В очередной раз найдя друг друга, мы сидели, взявшись за руки и тяжело дыша.

– Сид, меня глючит или там свет? – спросил брат.

Я стал оглядываться, и, действительно, вдалеке что-то дергано мерцало.

– Вижу тоже, наверное, это Молль! – обрадовался я.

Мы заспешили, не размыкая рук, перелетая через ямы, как мотыльки на свет. Чем ближе мы подходили, тем ярче он становился.

– Слушай, Молль лес поджег, что ли?! – удивился я яркости.

– По-моему, это не Молль, – сказал задумчиво брат.

Мы оказались у небольшого холма, на его вершине происходило целое светопреставление. Мы поднялись чуть повыше и из темноты кустов увидели отряд из десяти человек, сидящих вокруг костра, чуть поодаль стояло штук шесть армейских палаток. По периметру на деревьях были развешаны гирляндой лампочки, освещая поляну и лес чуждым им электричеством. Мы обменялись с братом увиденным, чтобы понять, что это не глюк. У двоих сразу обычно не бывает одинаковых видений. Мы не спешили, разглядывая повнимательнее тех десятерых. Все они были молодые, примерно нашего возраста, сидели вокруг костра и тихонько что-то скрипели под гитарку. Были там и девки. Над костром висел котелок, и я унюхал забытый аромат – эти ребята варили кофе.

– Был бы автомат! – мечтательно сквозь зубы прошептал брат.

– Зачем? – удивился я, уже практически сидя с этими милыми ребятами у их милого костра.

– Ладно, пойдем к ним, вроде безопасные бляди.

Мы вышли из кустов и направились к костру. Те, кто нас увидел, напряженно замолчали. Стихла, тренькнув, гитарка.

– Привет! – сказал брат, пытаясь улыбаться.

– Вы кто?! – спросил коренастый парнишка, дергавший струны.

– Туристы мы, заблудились вот, – брат улыбался.

Молодые ребята понимающе захихикали. Улыбнулся и коренастый, но тут же продолжил