Любовь Дмитриевна, библиотекарь, которую пришлось просить открыть школу воскресным утром, не переставала щебетать:

– Когда-то у нас детей много было. В две смены, конечно, не учились, как у моей сестры в городе, но все равно в классах человек по шесть-семь насчитывалось. Учителей много, у каждого свой предмет. А сейчас что? Например, седьмого класса у нас и вовсе нет, иначе там один Данилка Анюты-продавщицы учился бы, а в восьмом только Толик. Вот их и отправили вместе в один класс, ничего, что разница почти два года. Ну, зато Данилка раньше школу окончит, больше времени в институт поступить будет. Толик-то вряд ли куда…

Нина кивала, иногда поддакивала, но на самом деле почти не слушала разговорчивую женщину. Большие деревянные двери впустили их внутрь школы, и Нину с ног до головы окатило холодом и сыростью.

– Ух, холодрыга! – выдохнула Любовь Дмитриевна и поплотнее закуталась в теплый платок. – По будням у нас кто-то из учителей, у кого первый урок, приходит пораньше и протапливает классы, чтобы ученикам тепло было, а на выходных не топим. Ну ничего, сейчас я в библиотеке печку растоплю, мигом согреемся.

Нина кивнула, обхватывая руками плечи и стараясь сильно не стучать зубами. Надо было ей захватить что-нибудь потеплее, но теперь уже поздно. Деревня небольшая, много времени поход домой не занял бы, но Нина не хотела давать новых поводов для насмешек своим коллегам. И так они ее всерьез не воспринимают. Вчера вечером, выйдя зачем-то на улицу и оставив их одних, она слышала, как они смеялись над ней. Владимир Петрович называл ее дитем горьким и говорил, что пусть уж сидит в библиотеке, раз Дворжак им ее навязал, вреда меньше. Так что потерпит как-нибудь. Может, действительно от печки согреется.

Желание доказать всем, что она чего-то стоит, щекотливым клубком сидело внутри и нашептывало, что пусть только ей представится шанс, уж она его не упустит! Возможно, именно поэтому Нина и не рассказала на общем совещании, что ей поведала эта странная девушка, Айя. Никакой полезной информации в ее словах Нина пока не видела, приберегла на всякий случай.

Любовь Дмитриевна провела ее по длинному коридору, в который выходило около десятка дверей, и остановилась возле последней, выкрашенной в белый цвет. На двери висела табличка «Библиотека». Помещение библиотеки произвело на Нину приятное впечатление. Комната была небольшой, но за ширмой угадывались стеллажи с книгами, и их могло быть достаточно много. Огромное окно во всю стену даже в пасмурный день давало достаточно света, чтобы не включать электрические лампочки. У стены, противоположной ширме, располагалась большая печка, а возле нее на полу лежали дрова. Пять столов, возле каждого из которых стояли два стула, занимали центр комнаты. В самом дальнем углу, рядом с конторкой библиотекаря, на отдельном столе стоял даже древний компьютер с большим монитором-коробкой. У старшего брата Нины когда-то был такой.

– Сейчас я затоплю печку и найду вам газеты, – улыбнулась Любовь Дмитриевна. – А вы пока располагайтесь.

Нина подошла ко второму столу (они все были одинаковы, но она всегда при возможности почему-то занимала именно второй стол), вытащила из небольшого рюкзачка толстый блокнот, шариковую ручку и мобильный телефон. В комнате терпко запахло дымом и горящими дровами, дохнул в лицо подогревающийся воздух, но куртку она снимать не торопилась.

Справившись с печкой, Любовь Дмитриевна скользнула за ширму и долго копошилась за ней. Она что-то говорила при этом, но слова до Нины долетали неразборчивыми, поэтому она ничего не поняла бы, даже если бы прислушивалась. За время учебы в университете ей приходилось бывать в библиотеках, не всё до сих пор можно найти в Интернете, но эта библиотека разительно отличалась от других. Здесь пахло пылью и чем-то сладким, каким-то растением. Широкий подоконник был уставлен горшками с довольно странными, на взгляд Нины, растениями, некоторые из них даже цвели мелкими белесыми цветами, и какой именно издает этот аромат, понять было невозможно.

Наконец Любовь Дмитриевна показалась из-за ширмы, неся в руках внушительную стопку газет. Ей приходилось даже придерживать их подбородком, чтобы башня не обрушилась.

– Ну вот, – она шмякнула перед Ниной на стол гору, от которой в воздух мгновенно поднялось облако едкой пыли, и Нина чихнула. – Это первая партия. Сейчас еще две принесу. Их на самом деле не много, мы оставляем обычно только самые интересные и важные, так что даже не знаю, найдете вы тут что-то или нет.

Нина с тоской посмотрела на возвышающуюся перед ней башню и вздохнула. Пыли наглотается, голова распухнет, а вот найдет ли что-то – действительно большой вопрос. Если бы такое уже происходило в этих местах, разве жители не помнили бы? Наверняка это понимал и Владимир Петрович, когда отправлял ее сюда. Просто с глаз долой убрал. Вот и хорошо, что она им про Айю не рассказала!

– Любовь Дмитриевна, а вы давно здесь живете? – спросила Нина, беря в руки первую газету.

– В следующем году тридцать лет будет, – с готовностью откликнулась библиотекарь. Она тоже решила не терять зря время и занималась чем-то за своей конторкой. – Как замуж вышла, так мы с мужем сюда и приехали.

– Понятно, – вздохнула Нина и снова вернулась к газетам.

Она решила начать с самых ранних. Тогда больше шансов найти что-то, о чем местные могли уже забыть. Какую-то мелочь, что-то, что натолкнет ее на мысль, куда двигаться дальше.

Самая старая газета датировалась августом 1956 года. С черно-белых, почти выцветших от времени фотографий, на Нину смотрели молодые мужчины и женщины в светлых одеждах, улыбались в камеру и были, казалось, вполне счастливы. Огромная статья на два разворота посвящалась уборочной кампании и была пропитана патриотизмом, как люди с фотографий – счастьем. Интересно, могли ли предполагать они тогда, что через шестьдесят лет от их деревни останется меньше двух десятков жилых домов?

Эта газета, как и все остальные, была районной, поэтому Нина вчитывалась в основном в статьи, где так или иначе упоминались Дубки, остальные лишь пробегая глазами. Совсем пропускать их она не могла, справедливо полагая, что если какое-то животное и существовало здесь раньше, то могло терроризировать и соседние деревни.

Время шло, печка прогрела помещение до такой степени, что пришлось снять куртку, перед глазами мелькали имена, даты, фотоснимки, которые постепенно становились все лучше, а люди на них – все серьезнее, уже не такие безмятежно-счастливые, блокнот Нины заполнялся пометками, телефон – снимками страниц, и в голове постепенно начала оформляться заманчивая картина. Интересующие ее факты встречались далеко не в каждой газете, порой за несколько лет она не находила упоминаний, а после семидесятого года и вовсе ни одного, однако кое-какие выводы она сделала. Ей нужны были более ранние газеты. Только вот где их взять?

Закрыв последнюю страницу очередной газеты, датированной уже 1989 годом, Нина решительно встала и потерла глаза. Тут же встрепенулась и дремавшая над какой-то книгой Любовь Дмитриевна.

– Уже закончили?