но уже вместо покорных и одобряющих ее решение служанок встречается теперь с многочисленной и враждебно настроенной к ней стражей, которая заграждает ей путь. Разгневанная и преследуемая своей idée fixe, царица хочет пробиться сквозь стражу силою или обойти ее с фланга, но везде наталкивается на охраняющих почивающих принцесс часовых. Она настаивает на своем, возобновляет атаку, но ее отстраняют все более и более неучтиво; ее даже оскорбляют, и это продолжается до тех пор, пока она, наконец, не поймет, что эти маленькие, непреклонные в своем решении пчелы блюдут такой закон, пред которым должен смириться возбуждающий ее к действию другой закон.

В конце концов она удаляется, ползая с сотов на соты с своим неутоленным гневом и испуская тот военный клич или ту грозную жалобу, которые хорошо известны всем пчеловодам. Эти звуки похожи на отдаленные звуки серебряной трубы и настолько сильно выражают гневную слабость царицы, что их слышно, особенно вечером, на расстоянии трех-четырех метров от улья, несмотря на его двойные и герметически закрытые стенки.

Этот звук царского голоса производит на работниц магическое действие. Он их как бы терроризирует или доводит до почтительного отупения, и когда царица издает такие звуки около запретных ячей, то окружающая и защищающая последние стража внезапно останавливается, опускает голову и неподвижно дожидается их прекращения. Полагают, что, благодаря именно производимому на пчел влиянию этих звуков, умеющей им подражать сумеречной бабочке Sphinx Atropos удается проникнуть в улей, где она пьет мед, не встречая ни малейшего сопротивления со стороны пчел.

Два, три, а иногда и пять дней царица испускает эти недовольные звуки и зовет на борьбу покровительствуемых стражею соперниц. Тем временем соперницы созревают, желают, в свою очередь, увидеть свет и начинают прогрызать крышки своих ячеек. Великая смута угрожает государству. Но гений улья, принимая свои решения, предвидел и все их последствия; знающим свое дело стражникам известно, что должны они делать ежечасно, дабы устранить проявления враждебных инстинктов и направить к общей пользе противоположные силы. Они знают, что если новорожденным царицам удастся ускользнуть от их наблюдения, то они попадут в лапы уже непобедимой для них старшей сестры и она убьет их одну за другой. Поэтому, по мере того как наиболее созревшие царицы утончают изнутри стены своей башни, работницы утолщают их извне новыми слоями воска; заключенная царица выходит из себя за работою, не догадываясь, что она грызет заколдованное препятствие, которое возрождается от разрушения. Одновременно до нее уже доходит боевой клич ее соперницы и, зная ожидающую ее будущность и свои царские обязанности раньше еще, чем она успела бросить взгляд на жизнь и узнать, что такое улей, она уже героически отвечает на вызов царицы-сестры из недр своей тюрьмы. Но так как эти ответные звуки должны пройти сквозь стены темницы, то они очень не похожи на звуки, издаваемые царицей; они сдавлены, замогильны и, когда затихает деревенский шум и наступает вечерняя тишина, то приходящий к улью пчеловод с целью узнать, что происходит в таинственной обители, сразу понимает значение диалога между девой, бродящей на свободе, и девами-пленницами.

VIII

Это продолжительное тюремное заключение влияет, впрочем, благодетельно на пленниц, которые выходят из него более зрелыми, более сильными и способными воспринять свободу. С другой стороны, долгое ожидание укрепило и силы царицы и подготовило ее к перенесению опасности путешествия. Второй рой, или «вторак», покидает тогда улей, имея во главе перворожденную из цариц. Вслед за этим отлетом оставшиеся в улье работницы освобождают одну из пленниц, которая уже сразу начинает обнаруживать те же смертоносные наклонности, испускает те же гневные звуки и, в свою очередь, покидает через три дня улей во главе третьего роя. Так продолжается и далее, и в случае «роевой горячки» дело доходит до полного истощения обители-матери.

Сваммердам рассказывает об улье, который путем роения и затем роения роев произвел тридцать колоний в течение одного лета.

Такое необыкновенное роение наблюдается особенно после суровых зим, как будто пчелам доступны тайные намерения природы, сообразуясь с которыми они и принимают меры против опасностей, угрожающих их роду. Но такая лихорадочная деятельность в нормальное время составляет в хороших и благоустроенных ульях редкое явление. Многие ульи роятся всего один раз, а некоторые даже не роятся вовсе. Обыкновенно после второго роения, потому ли, что пчелы замечают чрезвычайное ослабление своей обители, или потому, что состояние погоды указывает им на необходимость быть благоразумнее, но они отказываются от дальнейшего разделения. Они позволяют тогда третьей царице убивать пленниц, и обычная жизнь начинается с тем большим пылом, что почти все работницы очень молоды, что улей обеднел, обезлюдел и что до наступления зимы предстоит пополнить образовавшиеся большие жизненные пробелы.

IX

Отлет второго и третьего роев совершенно похож на отлет первого: все сопровождающие их обстоятельства – те же самые, кроме того разве, что количество пчел здесь меньше, что общество менее осторожно и не имеет разведчиков и что молодая царица – пылкая и легкомысленная дева – летит гораздо дальше и с первого же этапа увлекает за собою всю свою свиту далеко от улья. Прибавьте сюда, что вторая и третья эмиграции гораздо более отважны и что судьба этих блуждающих колоний подвергнута значительным случайностям. В качестве представительницы их будущего они имеют лишь неоплодотворенную еще царицу. Вся их судьба зависит от имеющего еще совершиться брачного полета. Пролетная птица, несколько капель дождя, холодный ветер, ошибка в направлении – и бедствие непоправимо. Пчелы это знают так хорошо, что, даже когда убежище найдено, они, несмотря на образовавшуюся уже глубокую привязанность к их новому жилищу, несмотря на начатые ими работы, часто покидают все для сопровождения их государыни в ее поисках за возлюбленным, дабы не спускать с нее глаз, предохранять ее от случайностей покровом из тысяч преданных крыльев или же погибнуть вместе с нею, если любовь заведет ее так далеко от нового улья, что обратный путь, еще не совсем твердо усвоенный, исчезнет из их памяти.

X

Однако идея будущего так сильна, что ни одна из пчел не колеблется перед подобною неуверенностью и перед смертельными опасностями. Энтузиазм вторичных и третичных роев не уступает энтузиазму первого. Когда обитель решает роиться, каждая из молодых цариц находит себе толпу работниц, готовых разделить судьбу и сопровождать своих повелительниц в путешествии, во время которого теряется много и не приобретается ничего, кроме надежды на удовлетворение инстинкта. Кто дает им силу, всегда недостающую у нас, разорвать со своим прошлым, как с врагом? Кто намечает из толпы пчел тех, которые должны улететь,