Гавань надвигалась на нас сияющей громадой. Мельчайшие детали очерчивались на её поверхности резко, словно тени на лунной поверхности. В какой-то момент Гавань заполнила всё пространство над нами, и мне показалось, что мы падаем. Личинкой диковинного насекомого над (под?) нами проплыла трирема рунархов. Вдоль борта её опоясывала лента двигателей – они действительно напоминали вёсельные порты античных судов. Вот только сами вёсла находятся в ином пространстве.

Я поискал взглядом наши корабли. Угловатая рама линкора висела чуть поодаль – словно летучая мышь под потолочной балкой. Ещё несколько крейсеров дрейфовали в кольце тора. Приглядевшись, я стал замечать и корабли классом поменьше: они были десятками разбросаны тут и там по поверхности станции.

– Скоро прибудем, – Николай нервно рассмеялся. – Веришь, до этого я ни разу не был в Гавани.

– Как это?

– Очень просто. Не будь тебя, я бы так и куковал на Казе. Год, другой, десять… Хотя нет: меня перевели бы куда-нибудь ещё. – Он уселся, обхватив колени руками: – На Лот или Оркней… все они одинаковы. Лионесцев, гадов, ненавижу. Они предатели. Знаешь, Андрюха, в твоём возрасте мы все мечтали о Казе. Мне повезло. Я восемь лет мотался по колониям. И почему я такой дурной? Вот сижу – и никакой радости, лишь усталость… А ты-то что чувствуешь?

– Не знаю, – честно признался я. – Петь хочется, и мурашки по спине.

– Мурашки. Не растеряй их, эти мурашки, – улыбнулся Николай. – Тебе ведь тоже повезло.

– Точно. Я бы сейчас в Лачугах оказался, если бы не вы, – задумчиво сказал я.

– Ага. Когда-нибудь я расскажу тебе, что такое Лачуги. Только не сейчас. Мерзкое это место, Андрюха. Но бывают и хуже.

Интересно: как на Земле уживаются разные национальные кухни? Индийская, немецкая, русская. На Казе синтет-кашу готовят всего одним способом. Правда, он-то как раз мне и не нравится.

Мы втроём – я, Николай Джонович и Визионер – сидели на верхней палубе Гавани, любуясь звёздами и лакомясь суши. Капитан и Визионер беседовали, я помалкивал. Гигантское помещение подавляло меня. Совершенно не представляю, зачем на космической станции нужен зал-оранжерея таких размеров. Да ещё и отгороженный от космического пространства лишь туманной дымкой силового поля. Показуха чистейшей воды. Наверное, для большого начальства. И чтобы на парады любоваться.

Николай растёр кусочек васаби, обмакнул сушину и отправил в рот.

– Страшный народ эти японцы, Сергей Дарович, – сообщил он, вытирая слёзы. – Вот и еда – вроде нормальная, а почитаешь названия – боже мой. Ика, сэмисаба, магуро дункан. Какие суровые люди были!

– Я в училище с одним фанатом каратэ учился. Мы с ним спорить любили. Раз поспорили, будто он названий всех ударов каратэ не знает. – Генерал подцепил палочками креветку и бросил в соус. – Я предложил ему показать «эби темпуру».[2]

– И?

– Показал. Оказывается, в двадцать втором веке был расцвет боевых искусств. Школы как грибы росли. Вот один шарлатан и создал новое направление каратэ, совершенно не зная японского. Взял меню в ресторане и год по нему учил людей.

Глаза Визионера обессмыслились. Сергей Дарович полез в эфиросферу. Мы ждали двух гостей: рунарха и человека, посланника Пелеаса. Оба задерживались.

– Мы видели рунархский корабль, – заметил Николай Джонович. – Он уже пришвартовывается.

– Пелеас расист. Он рунархов терпеть не может. А я, Николай Джонович, обещал императору, что к концу месяца справлюсь.

– Подчинить мантикору?

– В точности так.

Я нацелился на кусочек осьминога. Палочки выскользнули из пальцев и покатились по полу.

– К гостям, – сообщил Рыбаков. – Вилка – значит, придёт мужик. Ложка – женщина.

– А если палочки, то рунарх.

Джемитин – рунарх. Он пси-мод. Трансформация «харон» доступна лишь нашим соседям, людей-харонов не существует. Впрочем, так же как, например, рунархов-срединников. Хароны очень интересная модификация. Они живут вне времени, проникая одновременно в прошлое и будущее. Недалеко: минут на двадцать, не больше. Но этого обычно хватает, чтобы испортить им жизнь.

Симбу – больного протея, чьё сознание я встретил в Лоноте, – всё-таки доставили в Гавань. С ним сразу же возникли сложности. Всё-таки протеи – это вам не обычные корабли. От земных фрегатов и корветов, а также рунархских гептаресов и эннеров они отличаются, как шаровые молнии от попугаев.

Протеи собраны на основе нанотехнологии. Чтобы управлять ими, не хватит никакого компьютера. Единственный шанс – притянуть из Лонота сознание какого-нибудь чудища. Заставить дракона или мантикору почувствовать себя кораблём.

Единороги и левиафаны, мантикоры и архонты. К протеям нельзя относиться как к роботам. Если обычный компьютер «проваливает тесты», то протей болеет.

– Главное, без спешки, Андрей. До конца месяца ещё две недели. Сперва ты просто посмотришь на зверя. Он заперт в струне Клейна и неопасен. Затем на полигоне мы проверим его реакции. Если специалисты подтвердят, что поведение протея в границах допустимого, ты попытаешься войти в контакт. Не раньше.

– А как это: «в границах допустимого»? – поинтересовался я.

– Это значит – не расстреливает всё, что видит, из лучевых пушек.

– Понятно.

Мы прождали ещё несколько минут. Наконец лицо генерала просветлело.

– Наконец-то! Господа, рунарх Джемитин идёт сюда.

Я приготовился. Джемитин оказался типичным рунархом: бакенбарды, тяжёлая нижняя челюсть, глаза посажены далеко друг от друга. Одет в заросшую седым мехом симбионку. Это комбинезон такой. Но в целом ничего особенного.

Отличие я заметил позже. Мы, люди, всегда стараемся держаться вместе. А рунарх жил сам по себе. Словно кошка из сказки Киплинга.

– Где? – спросил он, не поздоровавшись. – Этот? – и кивнул на меня.

– Да. Присаживайся, душа Джемитин.

Фамильярное с точки зрения человека обращение рунарх воспринял как должное. Он уселся и после недолгих раздумий ответил:

– Спасибо. Правильно? Итак, добрая беседа и уважение между нами.

Рунархи не благодарят. У них не принято. Но Джемитин хотел быть вежливым.

– Добрая беседа, – отозвался Визионер. – Вот ученик Андрей, а это – его наставник Николай Джонович, – капитан вежливо склонил голову. – Джемитин, мы нуждаемся в твоей помощи. Дело касается больного протея. Ученик Андрей собирается вступить с ним в контакт. Протей опасен. Он принадлежит к морфу мантикора. У нас нет ничего, что могло бы противостоять его мощи и скорости. Единственный шанс – твоё предвидение будущего.