– Беседа наша неполна, – мягко возразил Джемитин. – Мантикоры – враждебный людям клан. Их покорность немыслима.

– Этот протей – особенный. Наши сотрудники уверены, что его можно подчинить. Андрей дал ему имя.

– Беседа наша неполна, – повторил рунарх. И добавил: – Тайны бесчестны моему духу. Кто этот ученик? Где истоки? Нет правды – нет помощи. Императорский Визионер, господин. – Последнее слово рунарх произнёс с особым тщанием.

Визионер и капитан переглянулись. Любопытство рунарха – его личная инициатива. Тевайзу наши тайны до лампочки. Другой рунарх, возможно, помог бы нам, ни о чём не спрашивая. Но Джемитину никто не мог приказывать. Как кошке.

– Зачем тебе? – не выдержал Сергей Дарович.

– Наша беседа неполна.

– Ладно, я объясню. Ученик Андрей встретил протея в Лоноте. Дал имя.

– Ученик на мифизическом плане. Чудовище-мантикора в услужении. – Рунарх прикрыл глаза. – Хорошо. Это знание достойно помощи. Беседа полна.

Визионер кивнул. Внешне он оставался спокоен, но я видел, какой ценой давался ему разговор. Рунарх пригладил бакенбарды и продолжил:

– Тайна за тайну: ожидание пилота бессмысленно. Ваш адмирал полон неодобрения. Обязанности пилота-погонщика-протеев велики и многотрудны.

– Откуда ты знаешь, душа Джемитин?

– Один из. Вы и ваши слова.

– Спасибо, – Визионер закусил губу. Обернувшись к нам, он сообщил: – Дело плохо. Мы договаривались с адмиралом, что тот пришлёт консультанта, пилота протеев. Похоже, Джемитин получил информацию из будущего. Пилот не придёт. Надо отправляться в ангар.

Харон вцепился в мех симбионки и отчаянно дёрнул. Одежда пискнула. На глазах рунарха выступили слёзы.

– Нет! Нельзя так! Время неполно!

– Он прав, – заметил капитан: – Если Джемитин видел будущее, то Пелеас скоро пришлёт сообщение. Мы должны его дождаться. Иначе нарушается причинно-следственная связь. Хароны к таким вещам относятся болезненно.

Несколько минут прошло в напряжённом молчании. Наконец пришло сообщение от Пелеаса. Визионер транслировал его так, чтобы видели все.

– Прошу извинить меня, – сообщил Пелеас, – но возникли осложнения. Господин Визионер, я обещал прислать эксперта по протеям. К сожалению, ничего не выйдет. Капитан Смит, пилот протея «Клэнси» был вынужден покинуть Землю, исполняя личный приказ императора. Я постараюсь найти ему замену в ближайшие же недели.

* * *

Мы шли по галерее, опоясывающей наклонную шахту арсенала. Шахта напоминала вывернутую наизнанку Пизанскую башню. Колоннада, балконы, причудливые картуши микросхем, пилоны управляющих пультов. В центре сплетённое из множества пульсирующих линий сияние. Это всё струны Клейна. Каждая заперта своим кодом и хранит в себе единицу оружия – от узкополосного «пожелай-жезла» до протея.

– На свет долго не смотри, – сухо предупредил Визионер. – Сядь возле шлюза и не путайся под ногами. Я разблокирую протея.

Вот, опять. Я, оказывается, под ногами путаюсь. А Джемитин? Вряд ли он что-то понимает в автоматике арсенала. И вообще, может, он рунархский шпион. А генерал выписал ему пропуск.

Я залез с ногами на диван и принялся демонстративно разглядывать стену. Николай сел рядом.

– Не дуйся, парень, – примиряюще заявил он. – На струну смотреть нельзя, она гипнотизирует. У нас всех стимул-блокада, нам ничего не будет. А за тебя Визионер беспокоится.

– Так и объяснили бы по-человечески, – буркнул я.

– Так и спросил бы по-человечески.

– А рунарха зачем взяли? Это же секретный объект.

– Джемитин говорит, будто без его присутствия в арсенале «время незамкнуто».

А, всё ясно. Только он, по-моему, листает.

– Да врёт он! Ему секреты наши нужны. Нашпионит как последняя свинья и смоется.

Николай Джонович вздохнул:

– У каждого модификанта свои странности. Харон ещё не самый странный. Это ты ещё со счётчицами не разговаривал, когда они в «потоке».

Я вспомнил Галчу и помрачнел. Она-то ведь тоже станет счётчицей…

– Хароны видят ситуацию целиком. Все жесты и фразы собеседника существуют для них одновременно. Понятие движения в такой ситуации обессмысливается. Поэтому хароны не пользуются глаголами.

– А-а. А я слышал, будто Джемитин прыгает в прошлое и будущее на несколько минут.

– Не прыгает. Он живёт так. Размазан по ближайшим сорока минутам.

– Здорово.

Над плечом капитана виднелся зеркальный выступ. В нём на фоне сияющих струн Клейна отражался Рыбаков.

– …стоять вон там, – объяснял он рунарху. – Мы смонтируем гравизахват и установку слежения. От вас потребуется немногое: в случае опасности включить аварийную систему. Гравизахват вытянет Андрея из-под носа у мантикоры.

Сияние притягивало взгляд. Со скуки я принялся разглядывать белый столб струны. Не до потери сознания, – что я, дурак, что ли? – а так. Надо же посмотреть, чем меня пугают.

На самом деле ничего особенного. Вы смотрели когда-нибудь в глаза своему отражению? Сперва хочется отвести взгляд, а потом настает оцепенение. Кажется, что отражение меняет форму: щёки раздуваются, глаза превращаются в уродливые дыры, наплывает туманная дымка. Так и тут.

– Гравизахват опасен. Силы ученика достаточны? – донёсся до меня голос рунарха.

– Более чем, – ответил Визионер. – Мы нашли его на Казе, в чумном бараке. Мало того – он умудрился заразить станцию…

– Ого! – В голосе рунарха прозвучало уважение.

– Да. Кусочек местной биосферы – крабик-бретёр. Один из самых безобидных. Пока мы ликвидировали прорыв, погибло два человека.

Я рассмеялся. Он что, так шутит? Или у меня уже начались галлюцинации? Я поднялся с диванчика и пошёл.

– Эй-эй, ты куда? – Николай схватил меня за рукав.

– В туалет, – грубовато отозвался я. – Здесь есть?

– Да. Вон та дверь.

Я отправился в указанном направлении. Меня пошатывало. Мысли в голове плавали ватными комками. Рыбаков – хороший человек, думал я. Он сразу сказал, что протей может меня убить. А Пелеас – нет. Он юлил бы до последнего. Вот что значит честь. Или генерал просто боится потерять лучшего на Первом Небе срединника?

Дверь захлопнулась за моей спиной. Я не видел сияющего водопада, заполняющего шахту, но чувствовал его присутствие затылком.

Струна мигнула. Белое сияние сменилось алым, порождая новые ассоциации.

Я помню этот зал. В замке Грааля когда-то происходила мистерия; жар печей, картуши на стенах. Свечи. Кресла, занятые стариками-рыцарями.

Кажется я перебрал. Слишком долго смотрел на струну. Ох, ерунда какая…