Откуда-то вдруг появилась естественность, которой мне так не хватало в общении с этим противоречивым мужчиной. Все казалось, что он что-то корчит из себя, вместо того чтобы быть естественным. Ну и в ответ, как реакция, я тоже вставала в позу и вела себя совсем не так, как мне обычно свойственно. А сейчас все это пропало.

– Температура немного спала, это хорошо. И у нас куча дел, – убрала я руку, хоть и должна была признаться, что на его лбу и под его ладонью моей было очень даже комфортно.

– Так. Чем займемся? – довольно потер он руки и заворочался в кровати, принимая полусидячее положение.

– Сначала прополощем горло, – невольно рассмеялась я. Он как ребенок, честное слово. Ведет себя так, словно я пообещала ему самую вкусную в мире конфетку.

– Фу, гадость, – обиженно скривился Савелий, когда увидел в стакане ярко-желтый раствор фурацилина.

– Да брось! – тряхнула я головой. – Не такая уж и гадость, знаю. А полоскать придется, потому что так велел доктор, и ты обещал меня слушаться.

– Ну ладно, – вздохнул Савелий и принялся выбираться из-под одеяла.

– А куда это ты собрался?

– В ванную, – взглянул он на меня с непониманием.

– Никаких ванных – вернись обратно под одеяло! – строго велела я. – У тебя постельный режим, а сплевывать можешь и в тазик. Не хватало еще, чтобы ты потерял сознание на пути в ванную!

– Ну ты даешь! – рассмеялся Савелий, и я заметила, каких усилий ему это стоит. Представляю, как болит у него горло, бедный. – Но утку за собой выносить не позволю, так и знай.

– Ну… на этом я, пожалуй, и настаивать не буду, – не выдержала и прыснула я, хоть и пыталась выглядеть грозной.

Когда с полоскательными процедурами было покончено, наступила очередь нового испытания для Савелия. Да и для меня тоже.

– Теперь укол.

Я специально сказала это, не глядя на него. Догадывалась, какая будет реакция.

– Только не это!.. Может, ну его?

– Слушай, ну ты как ребенок, честно! – возмутилась я со шприцем в руке, который как раз распаковывала. – Что значит, ну его? Это же ангина, с которой нельзя шутить! Она дает осложнения, если ты не знал…

– Да знаю я, знаю, все детство ей болел, – обреченно вздохнул Савелий. – И уколы просто ненавижу.

– Обещаю быть нежной, – коварно улыбнулась я.

– Лучше бы ты как-нибудь по-другому проявила свою нежность.

– На живот, больной! – поспешно скомандовала, пока он не принялся развивать тему нежности, которую сама же по ошибке затронула.

Савелий подчинился, конечно же, но с такой неохотой. Он так медленно переворачивался на живот, что я едва сдерживала смех, хоть в глубине души и замирала перед важным событием. Во-первых, я уже очень давно не ставила никому уколов, а во-вторых, до ужаса боялась сделать больно. Антибиотики ведь бывают очень болючими, и оставалось надеяться, что этот не такой.

Больной стянул плавки, заголяя ягодицы, и я в тот момент всеми силами старалась абстрагироваться и не замечать, какие они у него гладкие и упругие. Но получалось это у меня плохо – не видеть эротический подтекст во всем происходящем и явную мужественность этой части тела Савелия не могла, как ни старалась.

– Да ты просто ангел во плоти! – восхищенно проговорил Савелий, прижимая к месту укола смоченную в спирте ватку. – Я практически ничего не почувствовал.

А вот я даже слегка вспотела – так старалась проделать все на высшем уровне. И кажется, у меня получилось. Фух! Теперь осталось набить руку, и я очень надеялась, что следующая инъекция дастся мне с большей легкостью и уверенностью.

– А теперь я буду кормить тебя, – радостно сообщила я больному.

– Что-то аппетита нет, – скривился он.

– Знаю, но надо. Ничего тяжелого я тебе и не предлагаю, а вот бульона моего ты точно отведаешь.

– Сама приготовила? – заметно напрягся Савелий.

– Ну да…

– И не сыпанула туда щедрой порции соли или сахара? А может и чего поконкретнее?.. – подозрительно поинтересовался.

Я вспомнила чай и поняла смысл его недоверия.

– Что бы ты обо мне не думал, но я точно не отравительница, – рассмеялась. – Садись поудобнее, а я сейчас вернусь.

С этими словами ушла на кухню, вспоминая по дороге, какие лекарства ему еще нужно выпить после еды.

– Справишься сам? Или покормить тебя с ложечки, как маленького? За маму, за папу… – поинтересовалась я, когда вернулась с кухни и поставила Савелию на колени поднос с обедом.

– Тогда уж за дядю Витю, – улыбнулся он. – Он мне заменил и маму, и папу.

– Прости, не знала, – смутилась я.

– Не страшно. И я справлюсь. А он точно съедобный? – рассматривал Савелий бульон. – А то выглядит слишком красиво.

Что верно, то верно – бульоном я могла гордиться. Наваристый, золотистый и прозрачный. Я еще и зелени немного порезала. И у самой уже голова кружилась от запаха, что разжигал аппетит.

– Давай договоримся, что съешь ты все, – пропустила я колкость мимо ушей. – Когда вернусь, чтобы тарелка была пустая.

– А ты куда?

– Если честно, я умираю с голода. Пойду тоже поем, на кухне. Вернусь и дам тебе таблетки.

Савелий пытался возражать и предлагал мне составить компанию ему в спальне, но это я посчитала уже перебором.

То ли я такой искусный повар, то ли больной мне достался весьма сговорчивый, но съел Савелий все и даже похвалил меня. А потом так же безропотно выпил таблетки и спросил:

– Чем теперь займемся?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Есть какие-то предложения?

– Хоть отбавляй, – хитро улыбнулся он. – Но все они подождут моего выздоровления. А пока может киношку какую посмотрим?

– Вместе?

– Ну да. Тащи сюда ноут и устраивайся поудобнее, – похлопал он рядом с собой по кровати. – Обещаю не распускать руки.

– Да куда тебе сейчас! – невольно усмехнулась я.

Болеет, а туда же. Сейчас мне Савелий больше напоминал раненного воина, которого я вытащила из-под бомбежки.

– Не боишься? А зря… Я сам-то себя боюсь, когда ты рядом, – серьезно так отозвался он.

– Мне уйти?

– Даже и не думай! Лучше выбери нам какое-нибудь кино.

Следующие пара часов прошли для меня довольно в странной и непривычной атмосфере. Я сидела на кровати Савелия, поверх одеяла и удобно опираясь на подушку. У нас в ногах стоял его ноутбук, на котором мы смотрели зажигательную комедию. Я временами хохотала до упада, Савелию смеяться было больно – я это видела. И еще, кажется, у него снова росла температура, что немного сбивало градус моего веселья. А еще приближался вечер, мысли о котором меня слегка волновали.