Однако нынешняя волна аудиторских скандалов в США может привести к пересмотру этих взглядов. Разумеется, ни одна система не обходится без сканда­лов и злоупотреблений. Тем не менее существенным здесь является крупный провал именно тех принци­пов регулирования, благодаря которым и существует прозрачность, обеспечивающая превосходство англо­американской системы. Как мы уже отмечали, в рам­ках нынешнего либерального контролирующего ре­жима, дружелюбного к корпорациям, задача надзо­ра за честностью менеджмента доверена аудиторским компаниям, которым разрешается оказывать другие платные услуги тем же самым руководителям, за ко­торыми они должны надзирать в интересах акционе­ров. Как эти аудиторские фирмы, так и деловые круги, с которыми они вступают в такие взаимоотношения, играют видную роль в формировании новых полити­ческих эллипсов, описанных в главе IV.

В 2002 году американское правительство, явно на­рушая международные договоренности, ввело но­вые тарифы и квоты на импорт стали с целью защи­тить собственную металлургическую отрасль. Этот шаг значительно ослабил образ американской эконо­мики как пример превосходства свободной торговли над отраслевой политикой. Настало время для контр­атаки на англо-американскую модель со стороны всех тех, кто в 1990-е годы был загипнотизирован видимым преимуществом ее методов контроля, ориентирован­ных на защиту акционеров. В частности, настало вре­мя для Европейского союза отказаться от слепого под­ражания Америке.

Сам по себе ЕС вряд ли может служить впечатляю­щим образцом демократии. Хотя предшествовавшее ему Европейское экономическое сообщество появи­лось на свет в эпоху расцвета послевоенной демокра­тии, оно задумывалось в первую очередь как техно­кратический институт. Его внутреннее демократиче­ское развитие началось в 1980-е годы, когда элиты уже вовсю исповедовали постдемократические принци­пы управления. Поэтому эта демократия очень хруп­ка и боязлива. Эти факторы, совместно со стрем­лением большинства национальных правительств к тому, чтобы европейская демократия ни в коем слу­чае не стала конкурентом национальных демокра­тий, привели к созданию чрезвычайно слабых парла­ментских структур, оторванных от реальной жизни большинства населения. Ситуация с течением вре­мени может улучшиться. По крайней мере сущест­вует выборный парламент, а Европейская комиссия налаживает обширные связи с заинтересованными организациями и в Брюсселе, и в национальных го­сударствах. Однако в роли главного проводника де­мократизации ЕС может выступить на другом уровне. Всего лишь утверждая свое присутствие и насаждая некоторые характерные подходы, он способен бро­сить вызов американскому доминированию, которое в противном случае приобретет абсолютно гегемони-ческий характер, тем самым уничтожив альтернати­вы и возможности для выбора, без которых демокра­тия не существует.

Имеются также возможности для борьбы с гос­подством бизнеса на национальном уровне. Здесь са­мая злободневная задача — устранение почти неогра­ниченного влияния деловых интересов на властные структуры, обязанного своим возникновением раз­личным процессам, описанным в главах п и V. Соб­ственно говоря, решение этой задачи во многих от­дельных государствах — необходимая предпосылка к каким-либо действиям в международном масштабе.

Согласно неолиберальной идеологии, которая сего­дня определяет действия почти любого правительства, все эти проблемы решаются путем создания истин­но рыночной экономики. Неолибералы утверждают, что при старой кейнсианской и корпоративистской формах социал-демократической экономики власти и деловые круги вступили в слишком тесные взаи­моотношения. Там, где царствует свободный рынок, правительство понимает, что его роль сводится к уста­новлению базовых юридических рамок, и смиряет­ся с этим; компании же, знающие, что правительство больше не будет вмешиваться в экономику, держат­ся в стороне от политики. Если прошедшие двадцать лет чему-нибудь нас научили, так это тому, насколько ошибочно такое суждение. Дело не только в том, что выдача подрядов на оказание общественных услуг — политика, диктуемая данной идеологией, — требует тесного и непрерывного взаимодействия между долж­ностными лицами и компаниями. В более широком и более тонком плане диктуемое неолиберальной идеологией признание врожденной некомпетентно­сти правительства и отношение к частным компаниям как к единственным носителям компетенции влекут за собой нажим на государство, имеющий целью по­степенную передачу контроля за общественными де­лами компаниям и корпоративным лидерам. Отнюдь не проводя четкой границы между властями и бизне­сом, неолиберализм соединяет их все большим чис­лом разнообразных связей, но исключительно на тер­ритории, прежде зарезервированной за государством.

В результате функции государства и бизнеса на­столько переплелись, а стимулы к коррупции настоль­ко усилились, что борьба с этими явлениями требу­ет действий на нескольких уровнях. Необходимы но­вые правила, которые бы пресекали или по крайней мере очень жестко регулировали денежные потоки и обмен персоналом между партиями, кругом совет­ников и корпоративными лобби. Необходимо про­яснить и ввести в рамки закона отношения между корпоративными донорами, с одной стороны, и го­сударственными служащими, критериями расходова­ния государственных средств и критериями публич­ной политики, с другой стороны. Необходимо возро­дить концепцию государственной службы как сферы со своей особой этикой и задачами. Следовало бы вспомнить о том, что британская элита викториан­ской эпохи, капиталистическая до мозга костей, вы­работала глубокое понимание того, чем отличается государственная служба от частного предпринима­тельства, и, нисколько не возражая против истинных функций последнего, настойчиво проводила это по­нимание в жизнь. Вполне возможно, что применяв­шиеся в ту эпоху конкретные правила требуют внесе­ния радикальных поправок в период, когда представ­ления о возможностях крупных организаций шагнули далеко за пределы, установленные моделью классиче­ской бюрократии. Однако нынешняя теория, которая просто сводится к тому, что государственная служба должна многому научиться у частного бизнеса, без­условно, нуждается в пересмотре.

Необходимо изучить те уроки — и положительные, и отрицательные, — которые преподаны нам годами проникновения частного бизнеса в сферу обществен­ных услуг. Оправданно ли то, что за повышение эф­фективности мы платим извращением целей? В со­временных условиях, когда лидеров делового мира приглашают посредством пожертвований и спонсор­ства проявлять свое влияние в тех областях общест­венной жизни, которые находятся за пределами их де­ловой компетенции, вмешиваются ли они в работу специалистов исходя из своего коммерческого опы­та или из желания громко заявить о себе, а если да, то каковы будут последствия?

Задача исследования и переосмысления того места, которое компании и их руководство занимают в по­литической жизни, относится к числу тех, в которых многие могут принять участие, — как и задача состав­ления нового юридического кодекса поведения, кото­рый призван ввести поведение глобального бизнеса в рамки компромисса с другими социальными инте­ресами и проблемами. Но кто станет адресатом всей этой весьма важной деятельности? Разумеется, глав­ным образом органы государственной власти, однако наша работа в первую очередь посвящена изучению процесса, в ходе которого правительство и партии, даже левоцентристские, с их политическим аппара­том сами превратились в неотъемлемую часть пробле­мы о власти корпоративной элиты. Это видно на при­мере озвученного выше призыва к исследованию тех последствий, к которым приводит проникновение частного сектора в сферу общественных услуг. Кому проводить это исследование? Правительство, скорее всего, обратится к услугам частных консультацион­ных фирм, которые сами являются ярчайшим при­мером этой проблемы. Сохраняя верность образу ак­тивных, положительных граждан, которые являют­ся душой максималистской демократии, я хотел бы завершить свой труд не призывом к политическому классу повышать качество нашей демократии, а раз­мышлениями о том, что мы сами должны сделать для того, чтобы эти вопросы были включены в реальную политическую повестку дня.