Но чтобы это стало прогрессивным шагом, проф­союзы должны сами стать выразителями социальных вопросов, вызывающих широкую и массовую озабо­ченность, то есть играть ту же роль, на которую с до­статочным на то правом они могли претендовать в течение большей части XX века, когда из предста­вителей квалифицированных рабочих превратились в представителей всего относительно неравноправ­ного рабочего класса. Сегодня профсоюзы в резуль­тате вышеописанных изменений в структуре занято­сти тоже вышли на нисходящую ветвь параболы, и им грозит опасность вернуться к защите интересов от­носительно привилегированных групп трудящихся, занятых в промышленности и сфере общественных услуг, — возможно, за счет занятых в новых и осо­бенно незащищенных секторах. Например, немецкие профсоюзы продолжают очень умело представлять интересы рабочих-мужчин, занятых в традиционном индустриальном секторе, но именно из-за того, что это им так хорошо удается, они с неохотой берутся за решение проблем, типичных для трудящихся жен­щин, для тех, кто работает по нестандартным кон­трактам, или занятых в новых секторах услуг. В дру­гих странах, скажем в Италии, некоторые профсою­зы сегодня насчитывают в своих рядах чрезвычайно высокий процент пенсионеров и потому склонны за­щищать их интересы, а не интересы трудящихся. Это может приобрести особое значение в случае больших отчислений в пенсионные фонды, делающих невыгод­ным создание новых рабочих мест.

Если профсоюзы окажутся в этой ловушке, они ста­нут уязвимы для нападок своих противников и ока­жутся помехой для сплочения различных слоев новой рабочей силы. Как говорилось в главе III, колоссаль­ную роль в жизни людей по-прежнему играют про­блемы занятости, и формирование на их основе по­литической повестки дня является одним из главных шансов на то, чтобы привлечь внимание простых людей к значению политики и помочь им в поиске новых коллективных идентичностей. Вступление множества женщин в ряды трудящихся делает проблемы рабо­чей жизни небезразличными для большей доли граж­дан, чем в период расцвета классовой политики. Эти потенциальные возможности политической системы требуют от профсоюзов особой политической чутко­сти и инновативности. Профсоюзы находятся в слож­ной ситуации, по большей части став жертвами из­менений в структуре занятости. Но при желании они могут предпринять ряд стратегических шагов, позво­ляющих избежать ловушки. Итальянские профсоюзы продемонстрировали это в начале 1990-х годов, когда поддерживали политику перехода Италии к единой европейской валюте, защищавшую интересы широ­кой общественности, и это привело их к одобрению коренной реформы пенсионной системы.

Как бы ни были велики успехи постдемократии, мало­вероятно, чтобы она смогла воспрепятствовать фор­мированию новых социальных идентичностей, осо­знанию ими своего аутсайдерского статуса в полити­ческой системе и громкому, четкому провозглашению стремления войти в политику, гибельного для мира традиционной постдемократической электоральной политики, превратившейся в спектакль, идущий под громкими лозунгами. Как мы уже видели, совсем све­жий и очень показательный пример тому дают феми­нистские движения. Другим примером могут служить экологические движения. Существование в рамках де­моса возможностей для новой подрывной креативно­сти служит для эгалитарных демократов главной на­деждой на будущее.

И феминистское, и экологическое движения сле­дуют классическим шаблонам мобилизаций (Delia Porta and Diani, 1999; Eder, 1993; Pizzorno, 1977). Иден­тичность вырабатывается и определяется различ­ными авангардными группами; недовольные исклю­чением из политики, некоторые из них склоняются к экстремизму и даже к насилию. Но если их движе­ние находит какой-то отзвук в людских массах, оно ширится; его требования проникают в язык и мыс­ли простых людей, которые обычно не склонны вста­вать под чьи-то знамена. Затем движение становится непоследовательным и внутренне противоречивым. Застигнутый врасплох мир официальной политики не в силах управлять движением, объявляет его не­демократичным; в его рамках формулируются и про­возглашаются новые требования; элите удается най­ти на них ответ; движение входит в политику, вслед за чем испытывает череду побед и поражений.

Такой взгляд на новые движения решительно про­тиворечит традиционным представлениям политиче­ского мира о том, что есть демократия, а что являет­ся ее отрицанием. Столкнувшись с трудновыполни­мыми и подрывными требованиями новых движений, выборные политики способны дать на них лишь один ответ: объявить самих себя воплощением демокра­тического выбора, внушая нам, что у нас есть шанс производить этот выбор, раз в несколько лет участвуя в голосовании, и что всякий, кто создает проблемы, требуя решительных перемен в иное время или иными способами, тем самым нападает на саму демократию. (Любопытно, что они никогда не упоминают о посто­янном нажиме со стороны деловых кругов, требую­щих от них политических поблажек, но об этом было уже достаточно сказано в своем месте.) С этой точки зрения творчески беспокойный демос является анти­демократической толпой.

Здесь мы должны быть осторожными. В настоящее время, помимо феминистских и экологических дви­жений, в число групп, стремящихся привлечь к себе внимание, входят экстремистские группировки за­щитников прав животных, радикальные участники антикапиталистической (антиглобалистической) кам­пании, расистские организации и различные зарож­дающиеся движения линчевателей — борцов с пре­ступностью. Было бы ошибкой радоваться всякий раз, как политическому классу больно ощиплют пе­рья: так мы придем к одолевающему многих искуше­нию расточать абсурдные и опасные восторги в адрес австрийца Йорга Хайдера, голландца Пима Фортей-на и подобных им популистов и расистов из Бель­гии, Франции, Дании и других стран. Всякий раз нам следует делать выбор, причем на двух уровнях. Пер­вый — это решение о том, признать ли за данным но­вым движением его совместимость с демократией и способность вдохнуть в граждан энергию, не по­зволяя политике превратиться в игрушку для манипу­лирующих ею элит. Второй уровень — решение о том, следует ли оказывать личную поддержку целям этого движения, выступать против них или сохранять ней­тралитет.

Есть разница между тем, что мы приветствуем как демократы, и тем, что мы реально поддерживаем как эгалитарные демократы. Но я настаиваю, что мы дела­ем решения и выносим суждения именно в этом отно­шении, а не в отношении того, к чему стремится при­влечь наше внимание политический класс, желающий внушить нам, что демократическими могут считаться только те группы и вопросы, которые уже полностью переварены его аппаратом. За образом деструктивно­го негативизма, который преследует новое антигло-бализационное движение, на самом деле скрывается много конструктивных и инновативных идей и групп, заинтересованных не в насилии и в противодействии экономическим переменам, а в серьезном поиске но­вых форм демократии и интернационализма, кото­рый бы не сопровождался эксплуатацией жителей третьего мира. Эти движения скорее «неоглобальны», чем «антиглобальны», по словам Делла Порты, одного из самых проницательных и восприимчивых наблю­дателей (Delia Porta, 2003). Все, озабоченные будущим не только демократии, но и просто достойной чело­веческой жизни, должны внимательно прислушаться к тому, что зарождается в этом плане.