И, повернувшись к своему механику, добавил:

— А вот он придумал прятать товар в автомобильных камерах.

— Полно трепаться, — вздохнул Жожо.

— Хорош же ты с электропроводом на руках, со смеху помереть можно. Будто ждешь, чтобы тебя поскорей включили в розетку, и тогда засветишься, как лампион на шоссе.

— Исаак Гольдберг приехал сюда на собственной «минерве», — перебил его Мегрэ. — Его здесь поджидали, причем никто не собирался покупать у него брильянты, даже по низкой цене. Их было решено украсть. Для этого сначала его надо было укокошить. Следовательно, в гараже или, точнее, в доме за гаражом были люди, которые…

Наступила полная тишина: Мегрэ нащупал болевую точку. Он снова обвел взглядом всех подряд и заметил на лбу итальянца капли пота.

— Убийца — ты, разве нет?

— Нет! Это… Это…

— Кто же?

— Это они… Это…

— Врет! — закричал г-н Оскар.

— Кому поручили убить?

Тут «гаражист», переминаясь с ноги на ногу, пробормотал:

— Вон тому, — и указал пальцем на потолок. — Тому, что наверху, на втором этаже. Он…

Но в голосе уже не было убежденности.

— Подойди-ка поближе, — обратился Мегрэ к Эльзе. Теперь он действовал с легкостью и уверенностью дирижера, который, несмотря на большое разнообразие подчиненных ему инструментов, заранее хорошо знает, что все они в совокупности обеспечат самую совершенную гармонию звучания.

— Ты родилась в Копенгагене?

— Если вы будете обращаться ко мне на «ты», люди, чего доброго, подумают, что я с вами переспала.

— Отвечай.

— В Гамбурге.

— Кем был твой отец?

— Докером.

— Он еще жив?

По всему ее телу пробежала дрожь. Она посмотрела на своих дружков с мрачной гордостью.

— Его обезглавили в Дюссельдорфе.

— А твоя мать?

— Спивается.

— Что ты делала в Копенгагене?

— Была любовницей одного матроса. Его звали Ганс. Красивый парень. Мы познакомились в Гамбурге, и он меня увез оттуда. Ганс состоял в банде. Однажды они решили ограбить банк. Все было предусмотрено. Рассчитывали за одну ночь заработать миллионы. Я стояла на стреме. Но среди них оказался предатель: в момент, когда ребята, проникшие внутрь, взялись за сейфы, нас окружила полиция. Дело было ночью, ни зги не видно. Нам пришлось разбежаться. Вскоре началась стрельба, крики, погоня. Пуля задела мне грудь, и тут я давай бог ноги. Но двое полицейских схватили меня. Одного я укусила, другого ударом ноги в пах заставила отпустить меня. Все-таки кто-то продолжал гнаться за мной. Я увидела парковую ограду, с трудом влезла на нее и мешком свалилась на землю, уже, конечно, с другой стороны. А когда пришла в себя, надо мной стоял высокий, шикарного вида молодой человек, судя по всему, из знати. Он ошеломленно смотрел на меня, но я чувствовала, что он меня жалеет.

— Андерсен?

— Это не настоящее имя. Он сам назовется вам, если захочет. Подлинное его имя довольно широко известно. Он из семейства, имеющего доступ к королевскому двору. Половину года они проводят в одном из самых прекрасных замков Дании, вторую половину — в большом столичном особняке с парком величиной в целый квартал.

В комнату вошел один из инспекторов, сопровождавший невысокого человека апоплексического телосложения. Это был врач, затребованный хирургом. Увидев странное сборище, он невольно подался назад. Особенно его поразили наручники, надетые почти на всех. Но его тут же увели наверх.

— А дальше что?

Оскар гаденько осклабился. Эльза с ненавистью посмотрела на него.

— Они никогда не поймут… — лепетала она, но не закончила фразу и, перейдя на спокойный тон, продолжала свой рассказ: — Карл прятал меня в родительском особняке и вместе со своим другом, студентом-медиком, заботливо лечил. К тому времени он уже лишился глаза при аварии самолета. Уже тогда носил черный монокль. Он считал себя навсегда обезображенным, внушил себе, что ни одна женщина не сможет его полюбить, что он вызывает только отвращение, когда вынужден убрать это черное стеклышко, обнажая зашитое веко и искусственный глаз.

— Он любил тебя?

— Не совсем так. Сначала я сама не могла понять, в чем тут дело. А вон эти… — она обвела рукой своих сообщников, — эти никогда не поймут. Карл — отпрыск протестантской семьи, и его первой мыслью было, как он выражался, «спасти мою душу». Произносил длинные речи, читал мне целые главы из Библии, и однажды, когда я уже почти совсем выздоровела, вдруг поцеловал меня в губы и тут же исчез. Около недели я его не видела. Точнее говоря, из оконца маленькой комнатки для служанки, где он меня прятал, я могла наблюдать, как он часами прогуливается по саду с опущенной головой и в сильном волнении.

Г-н Оскар, неожиданно развеселившись, похлопал себя по бедрам.

— Да это же прекрасно, как роман! — вскричал он. — Продолжай, моя куколка.

— Вот и все. Когда он наконец снова пришел, то сказал, что хочет на мне жениться, но не сможет сделать это в своей стране, и потому нам придется уехать за границу. Говорил, что наконец понял смысл жизни, что теперь у него есть цель и он перестанет быть бесполезным человеком. На том и порешили. Обвенчались мы в Голландии под фамилией Андерсен. Меня все это забавляло, и я, кажется, даже подыгрывала ему. Он же рассказывал мне удивительные вещи, заставлял одеваться то так, то этак, хорошо вести себя за столом, пробовал отучить от иностранного акцента, давал мне читать книги, водил по музеям.

— Скажи мне, цыпочка, — вдруг обратился «гаражист» к своей жене, — когда наши с тобой тяжкие времена останутся позади, мы тоже станем ходить по музеям? По-моему, обязательно! Возьмемся за руки, встанем перед «Джокондой» и будем млеть от восторга.

— Мы обосновались здесь, — Эльза заговорила быстрее, — потому что Карл постоянно боялся встречи с кем-нибудь из моих бывших сообщников. Он должен был самостоятельно зарабатывать на жизнь, так как отказался от состояния своих родителей. Во избежание лишних разговоров и расспросов он решил выдавать меня за сестру. И все равно вечно волновался, места себе не находил. Всякий раз, когда звонили у ворот, он вздрагивал, потому что Гансу удалось выйти из тюрьмы и было неясно, чего от него можно ждать. Но все равно Карл любит меня, это уж точно.

— И тем не менее… — задумчиво начал Мегрэ.

С какой-то агрессивностью в тоне Эльза перебила его:

— Интересно, как бы вы повели себя в такой обстановке? Постоянное одиночество, и все время только и разговору, что о доброте, красоте, спасении души, вознесении к Господу-Богу, предназначении человека. И много-много уроков хороших манер. Уезжая, он запирал меня на ключ, якобы чтобы уберечь от искушений. А в действительности был ревнив, как тигр. Значит, очень страстен!..