Армия мятежников сделала из нашего полка лепешку, так что нас сменяют на передовой и отводят немного на север. Полковник, однако, чрезвычайно рад, что мы отразили, как он это называет, атаку мятежников. Наверно, отразили, хоть и дорогой ценой. В месте, называемом Эдвардов Перевоз, мы пересекли реку, и это было странное, чудесное чувство – оказаться опять на землях Союза. Однако наша обувь – кошмарный ужас, и у Джона Коула ступня стерта до мяса из-за грязи и камней, попавших в сапог. Я, улучив минутку, стягиваю с него сапоги и обмываю его ноги в реке. Во всю дорогу через Виргинию мы не видали ни одного фермера. Они убегают и прячут все до единой нитки. В здешних местах фермеры не такие пуганые, и нам достается свежая еда, какой мы сто лет не тешили свои глотки. Пироги едва из печи, еще горячие. Если в раю так кормят, я, так и быть, согласен туда отправиться. Мы разбиваем лагерь вместе со всей армией – тысяч двадцать человек срут в одну и ту же яму. Словно огромный странный город вырос посреди холмов и ферм. Мэриленд – красивейшее место; спорить с этим – все равно что называть Господа девчонкой. Мы устали до мозга костей, а капитан Уилсон хочет нас снова взбодрить. Последней каплей становится Старлинг Карлтон – он нашел вишневый сад за три холма от нас и заявил, что отныне будет жить там. Нам велели взять веревку, пойти и привести его обратно. Когда мы пришли, он сидел на вишне. Какого черта ты там делаешь, говорит ординарец капитана Джо Линг. Я со всякими там рядовыми не разговариваю, отвечает Старлинг. Так что Джо Линг отправляется обратно в лагерь, и приходится идти самому капитану, и вот он стоит под деревом, машинально срывает вишни, жует их и выплевывает косточки. Хорошие вишни, говорит он. Отличная находка, сержант Карлтон. Покорно благодарю, стараемся, отвечает Старлинг, слезая с дерева. Прикажете его связать, спрашивает рядовой Линг. Связать?! – переспрашивает капитан. Нет, я приказываю вам снять фуражки и нарвать в них вишен. Так что мы идем обратно с грузом. Старлинг Карлтон, свободный и беззаботный, шагает рядом со мной. Говорят, что на Мэриленд надвигаются бури, но сегодняшний день словно дан земле в напоминание о том, какой может быть погода. Приятной и вроде бы жаркой, но ругать эту жару ни у кого язык не повернется. Поля, и узкие дороги между ними – зеленые, привольные, – и вишневые деревья, отягощенные маленькими красными планетами, и обещание яблок и груш – потом, если бури не загубят урожай. От такого солдату хочется уйти в фермеры и жить на одном месте до скончания дней своих. В изобилии и мирности. Мы бодро шагаем, и Старлинг рассказывает про места вокруг Детройта – каково там летом – и про то, что в детстве хотел стать епископом. Тут он вдруг встает на сухой дороге и смотрит вниз, на сухую землю, и я думаю, что он не захочет идти дальше и что, может, лучше все-таки принести веревку. Я думаю, что Старлинг Карлтон совсем чокнутый. Наверно, ты мне хороший друг, очень тихо говорит он. Тут капитан в нескольких ярдах впереди кричит нам, ну что, вы идете или как. Идем, идем сию минуту, говорю я.

Каждый месяц, если до нас добирается железный фургон с жалованьем, мы посылаем десять долларов поэту Максуини для Виноны Коул. Она снова работает в блэкфейсе у мистера Нуна, так что зарабатывает свое собственное сокровище. Наше же сокровище – это два с лишним десятка писем Виноны, перевязанные шнурком от ботинка. Она пишет нам красивым почерком про все свои новости. Выражает надежду, что мы вернемся и что нас 1) не застрелят мятежники и 2) не расстреляет полковник за дезертирство. Что нас снабжают провиантом и дают раз в месяц хорошенько помыться (на чем она всегда настаивала). Лучшего и король не мог бы желать. Максуини пишет, что она расцветает. Самая красивая девушка в Мичигане, равных ей нет. Еще бы, говорит Джон Коул. Неудивительно, говорю я, ведь она дочь Красавчика Джона Коула. Ну что ж, смеется Джон Коул. Он придерживается того мнения, что дни нашей жизни не бесконечны и что у каждого человека его счет в банке времени однажды иссякает. Джон Коул надеется до того еще раз повидаться с Виноной. Это, пожалуй, высшая степень набожности, какую можно от него ожидать.

Тут и нас самих отправили в Теннесси. Перед отправкой мы написали Лайджу Магану цидулю, чтобы он нас ждал, и получили в ответ грустное письмо с отчетом о кончине его папаши. Папашу забрали с фермы мятежники и повесили за то, что сын его надел синий мундир, и всех свиней перерезали. Даже не реквизировали мясо в армию. Должно быть, побрезговали федеральной свининой. Проклятые дураки и убийцы. Отец Лайджа освободил всех своих рабов и перевел их на издольщину. Мятежники заявили, что это – мятеж против Конфедерации. Так оно и есть. Лайдж написал, что шел пешком всю дорогу из Виргинии домой, потому что не мог поехать на поезде через Биг-Лик. Я ни разу не склонил головы, писал он. Это была такая шутка, потому что у него ведь шея не гнется. По его словам, железной дорогой владеют мятежники. Его ферма находится в местечке под названием Парис, округ Генри, но он там нашел лишь кости и скорбь. Все это мы рассказали Старлингу Карлтону, потому как решили, что ему будет интересно, но он только возбудился и не желал больше слушать. Он вылетел из палатки с такой скоростью, словно ему приспичило. Чего это с ним, черт побери, сказал Джон Коул.

Полковник Нил был нами очень доволен, но шишки наверху были не очень-то довольны им самим, и его сместили – капитана Уилсона повысили до майора, а полковника нам прислали нового, которому было все равно, что мы, что первый встречный. Полковник Нил опять стал майором и поехал обратно в форт Ларами, а Старлинг Карлтон хотел тоже поехать, но у него контракт не кончился, и он должен был исполнять свой почетный долг еще месяц. Полковник сказал, что рад будет нас видеть в Ларами, так что мы очень обрадовались. Джон Коул говорит, что, когда все это кончится или кончатся наши три года – смотря что будет раньше, – мы сможем забрать Винону и свалить туда. Почему бы нет? Ну, во-первых, потому, что тебе там отчего-то нездоровится, говорю я. Может, от тамошней воды. И вообще, как же наши платья? Ну тогда, говорит Джон Коул, мы можем доехать до самого ихнего сраного Сан-Франциско. Найдем театр по себе и будем вселять безумство в сердца простых людей. Или останемся с мистером Нуном, отчего бы нет, говорю я. Мир станет нам устрицею, говорит Джон Коул. И вот мы строим планы, как жених и невеста. Наш контракт на службу истекает месяца через четыре. Никто не думает, что война к тому времени кончится, а кое-кто говорит, что она затянется навечно. По слухам, мятежники все крепчают, а их кавалерия – как летучий смертельный огонь. Их не снабжают как следует, у них почти нет еды, лошади у них отощали, а глаза горят. Загадка. Может, они все – призраки и не нуждаются в питании.

Месяц прошел, и наш старый приятель Карлтон получает расчет. Он укладывает бумаги в заплечный мешок – это просто два квадратных фута мешковины. В пылающее жаркое утро ранней осени Старлинг Карлтон, уходя, вдруг раскрывает нам свое сердце. Мы вместе прошли через бойню, и вообще, пережив вместе все, что мы пережили, нельзя не привязаться друг к другу. Старлинг Карлтон – один из самых странных людей среди тех, кого я зову друзьями. Книгу его сердца не так легко прочитать. Буквы в ней все сбились в кучу, много клякс и помарок. Я видел, как он убивал и особо не жалел об этом. Убивай, или сам будешь убит. И все, что он, по его словам, ненавидит, он на самом деле любит всем сердцем и, может быть, знает это, а может, и нет. Джон Коул дарит ему на память охотничий нож с роговой рукояткой, и Старлинг смотрит на этот нож, как на корону в драгоценных каменьях. Спасибо, Джон, говорит он. И отправляется по следам своего обожаемого майора, и, может, это и есть истинная мера для сердца Старлинга Карлтона. То, что в сути своей он был верен.