— Я вам не душенька, сударь, — девушка гордо выпрямилась. — Я принцесса, так что извольте вести себя, как подобает!

— А как подобает? — с интересом спросил незнакомец и закинул ногу на ногу. О вине он, впрочем, не забывал. — И кстати, отчего это мой предшественник тебя еще не сожрал? Неужто не хватило духу? Или он решил сперва поразвлечься?

— Никак не возьму в толк, о чем вы ведете речь, — холодно произнесла Эдна. Бриан, слышавший все это из соседних покоев, закусил губы и в очередной раз обозвал себя трусом и ничтожеством. — Хозяин замка весьма учтив и не причинил мне никакой обиды. Как видите, я не томлюсь где-нибудь на вершине башни, а мирно дожидаюсь своего освободителя. Это ведь обычай, не так ли?

— Да, верно… — гость развалился в кресле и подлил себе еще вина. — Древний обычай. Мы похищаем принцессу, дожидаемся рыцаря и — оп! — обед из двух блюд готов. Основное блюдо — рыцарь, запеченный в собственных доспехах, а еще нежный десерт — принцесса. Хотя рыцари нынче измельчали, — добавил он со вздохом, — кожа да кости, да пока еще расколупаешь доспех, аппетит пропадет.

— Какие гадости вы говорите! — воскликнула Эдна.

— Я говорю правду, душенька. А если твоему похитителю не хватило ума или храбрости рассказать об этом, то я здесь ни при чем… Впрочем, гляжу, ты недурно живешь… И о чем, интересно, думал этот дурак, поправ наши традиции?

— Вот уж не знаю. Впрочем, вижу, вы, драконы, вообще редко думаете о чем-то важном, — сказала девушка.

— Что ты хочешь этим сказать?

— К примеру, вы не подумали о том, что вино могло быть отравлено, — спокойно произнесла она.

— Чушь! — рассмеялся тот. — Какой яд возьмет дракона? Да и где бы ты могла раздобыть его?

— Принцессы далеко не так беспомощны, как принято полагать, сударь, — Эдна вытянула руку с массивным перстнем на ней. — Здесь, в тайничке, хватит еще на дюжину таких, как вы!

— Но… это невозможно! — выговорил он. Бриан снова закусил губы.

— Скажите это хозяину замка, — девушка засмеялась. — Вы правы, сударь, он здесь, да только уже не сможет выйти к гостю, потому что очень занят. Он умирает.

— Но… но как ты исхитрилась?!

— Очень просто. — Она повертела кольцо на пальце. — Вы правы, он недотепа, ничего не стоило обаять его и войти в доверие. А сегодня он прилетел весь израненный — наверно, это вы постарались, — совсем обессилевший. Он попросил напиться… вот и всё. А у этого яда интересные свойства, — продолжила Эдна. — Сперва у жертвы немеют кончики пальцев. Дальше ослабевают конечности, наваливается усталость, а потом… потом на горле будто бы сжимаются невидимые руки… — Она кивнула тем, и Руки изготовились, — холод доходит до сердца…. — Девушка улыбнулась. — И пока мы с вами ведем светскую беседу, сударь, вы тоже умираете.

— Ах ты дрянь! — тяжеленный стол полетел в сторону, девушка вскочила.

Бриан разрывался: с одной стороны, он панически боялся, как бы этот молодой и дерзкий не покалечил Эдну, с другой — в драке от него самого проку не было, он смертельно устал, отчаянно болели раны, и хоть серьезных травм не оказалось, боец из него был никакой.

Он не выдержал, посмотрел, что происходит… и заметил в пышных складках голубого платья Эдны, того самого, принцессиного, тяжелую кочергу. И Руки были поблизости… Что же она затеяла?

— Уже слишком поздно, — похоронным тоном произнесла Эдна. — Даже если вы превратитесь в дракона, это вам не поможет. Как славно! Теперь я не младшая принцесса-бесприданница, а владелица целого замка со всеми его сокровищами!

Гость с нечленораздельным рыком кинулся вперед, но девушка ловко отскочила и с неженской силой ударила его кочергой по плечу. Метила, видимо, по шее, но промазала… Так или иначе, мужчина взвыл от боли, левая его рука повисла плетью.

— Не так уж это и сложно, — сказала она, поигрывая кочергой, и повернулась к дверям, — А теперь вы сами, сударь. Вам виднее, как тут быть.

Да, прятаться за девичьей спиной было стыдно, но Бриан опасался, что не выстоит против такого соперника: практики никакой, да и никогда он не был бойцом…

— Ты все правильно сказала, — произнес он, выступая из-за двери. На горле незнакомца, повинуясь его кивку, сомкнулись невидимые Руки. — Сперва — удушье…

Тот выпучил глаза, поняв, что в самом деле не может сделать вдох. Мешкать, однако, не следовало, он был очень силен!

— А потом в сердце входит смертельный холод, — проговорил Бриан, и длинный, с локоть кинжал вонзился между ребер чужака.

Вынимать его из раны Бриан не торопился: драконы очень живучи, и надо еще удостовериться, в самом ли деле мертв этот вот… гость.

— Ну и напугалась же я! — сказала Эдна, привычно обняв его. Спасибо, кочергу отставила, а то прилетит так вот случайно по хребту!

— А где ты обучилась так складно говорить? — невпопад спросил Бриан, привыкший к ее простому говорку.

— Сударь, ну при дворе же! — засмеялась девушка и поправила ему упавшую на глаза прядь волос. — Там-сям услышала, запомнила… В книжках, опять же… Принцессе нравится, чтобы ей на ночь читали про любовь что-нибудь, она так лучше засыпает, а таких книг мало, ей надоело одно и то же. Я и навострилась: болтаю всякую чепуху, сплетни пересказываю, будто из книжки читаю, пока не заснет…

— Какая ты все же опасная женщина, — серьезно сказал он и перевел взгляд на покойника. Теперь в этом уже сомнений не было.

Еще он подумал, что второй раз убивает у нее на глазах, а она даже не поморщилась. Думает, наверно, что крови натекло, ковер жалко…

— Ковер теперь только выбросить, — с сожалением произнесла Эдна, и Бриан невольно засмеялся.

— Я тебе другой принесу. Скажи лучше… если бы он не стал пить, что тогда?

— С дороги всегда жажда мучит, — ответила Эдна, — я по вам заметила еще когда. Вы же бочку можете выхлебать! Ну а не стал бы вино или воду пить, так поел бы. А нет, я бы его и так огрела.

— А почему по левой руке?

— Он же левша, вы что, не заметили, сударь? — удивилась девушка. — Я о том еще подумала, когда вы сказали, что вы были нос к носу, а он вас по правому крылу ударил — это как извернуться надо! И кубок он левой брал.

— Приметливая ты…

— Да что вы! Это я так, краем уха слыхала, как наставники молодых дворян бою обучают. Куда смотреть, чего подмечать, — махнула она рукой, — а вы присядьте-ка, сударь, вы совсем белый… где болит?

— Везде, —