Большие глаза, высокие брови, внушительный нос с горбинкой, алые губы, сложенные в почтительную полуулыбку, – епископ Люсонский был очень, очень хорош собой и, несомненно, прекрасно об этом знал.

Беспрепятственно миновав стражу, охранявшую покои короля, епископ сменил широкий армейский шаг на бесшумную поступь: развороченный паркет – в Лувре все лето продолжался ремонт – клирик миновал, ни разу не скрипнув кинутыми поверх паркета длинными досками.

Король увидел его сразу же:

– Люсон, вот и вы! – Генрих IV радостно сгрузил борзого щенка обратно на руки герцогу Бельгарду, наконец-то соизволившему обернуться и заметить молодого епископа. В отличие от Бельгарда, король никогда не стоял и не сидел спиной ко входу.

Вот и сейчас Генрих расположился за столом таким образом, чтобы видеть и двустворчатую дверь на галерею, и небольшой вход во внутренние покои.

– Сир, – епископ склонился в поклоне – достаточно глубоком и почтительном и достаточно быстром, чтобы не показаться чересчур раболепным.

– Мой епископ! – Генрих схватил его за плечо горячей смуглой ладонью, отчего Люсон улыбнулся еще более сладко и склонился еще ниже, ничем не выдав охватившего его желания зажать нос: от короля остро пахло потом и старым сыром. Как всегда.

Бельгард отошел к окну и принялся разглядывать марширующих во дворе желто-красных швейцарцев, опустив лицо в собачью шерсть – щенок тоже заинтересовался маневрами. Будет пахнуть духами – мех прекрасно впитывает запахи, а герцог Бельгард всегда сильно надушен вербеной и ветивером.

Впрочем, щенок, в отличие от герцога и епископа, не находил запах короля неприятным. Как и сонм любовниц Генриха. Самые красивые женщины были без ума и от его запаха, и от раскатистого смеха, и от статной даже в шестьдесят лет фигуры, и от лица, в котором красота не затмевала бьющей через край жизненной силы.

– Мой епископ, – хватка на плече ослабла, но зеленые глаза короля глядели испытующе, – Вы не перегнули палку в последней проповеди? Восхваляя короля, не забывайте о Папе Римском – он властелин всех католиков, и его власть выше, чем у монарха.

– Сир, это просто фигура речи… – виновато заметил епископ Люсонский, но поднятые брови и вспыхнувшие радостью глаза говорили королю прямо противоположное.

Король усмехнулся в ответ, но ответил без экивоков:

– Хорошо вам дразнить папистов из-за моей спины. У нас и так на носу война с Испанией, не хватало восстановить против Франции еще и Папу Римского.

– Думаете, Папа поддержит испанцев? – послышалась от окна ленивая реплика. Бельгард принял участие в разговоре, переведя взгляд со швейцарцев на Генриха. На епископа герцог подчеркнуто не глядел.

– Мне плевать! – Генрих саданул по столу кулаком, выругавшись с сильным беарнским акцентом. – Мы и так долго тащились в хвосте испанской политики, едва не потеряв страну! Хватит!

– Лучше быть головой мухи, чем хвостом льва? – протянул Бельгард, внимательно следя, как отреагирует король на такую дерзость.

Люсон еще более внимательно следил за обоими собеседниками, не забыв придать лицу бесстрастно-доброжелательное выражение.

Король отреагировал как всегда: расхохотался, закинув голову и жмурясь. Бельгард самодовольно усмехнулся, переложил щенка под мышку и залез рукой в сапог – за письмом, которое протянул Генриху, подойдя к столу и обдав епископа волной цветочного запаха.

– Я чихаю от твоих духов, – заметил король, с обреченным видом протягивая руку за письмом. – От Жаклин?

– Да, сир, – поклонился Бельгард. – Она просит титул графа для вашего сына.

– У меня бастардов скоро будет больше, чем графств, – покачал головой Генрих, ломая сургучную печать. – Рожают и рожают. Мадам Дезессар опять с пузом, а ведь только вчера, кажется, разродилась. И всем дай!

– Может, в этот раз будет девочка, – пожал плечами Бельгард. – Девочке графства не надо. Не так ли, Люсон?

Обрадованный тем, что Бельгард включил его в разговор, епископ тотчас же поддержал герцога:

– Девочку можно сделать аббатисой, сир. Наши женские монастыри нуждаются в руководстве представительниц лучших фамилий королевства.

– И о внуках беспокоиться не придется, – король обрадованно зачиркал пером по письму. – Ладно, Бельгард, я дарую своему бастарду от Жаклин де Бейль графство Море. Можете ей передать и вообще заняться этим делом. Не знаю уж, что она вам пообещала за содействие, но вы преуспели.

– Сир, – невинно округлив глаза, Бельгард не скрывал довольной улыбки, – я поспешу заняться этим, пока у вас не родился кто-нибудь еще.

Он поклонился королю, слегка кивнул Люсону и покинул комнату.

Генрих проводил его взглядом, ответно усмехаясь. Но когда он поднял глаза на епископа, от усмешки не осталось и следа. Глаза короля смотрели словно вдаль, сквозь собеседника, и смотрели решительно:

– Всем нужны только блага. Дай денег, дай аббатство, дай титул, дай губернаторство… Никто не видит дальше собственного носа, не думает о будущем – не только своем, а государства! Не будет Франции – не будет и благ.

– Сир… – епископ склонился в поклоне, но с лица его напрочь слетела елейность.

– Вам, Люсон, тоже нужны блага, – Генрих отбросил письмо фаворитки, оно спланировало на пол, незамеченное мужчинами. – Не отпирайтесь. Вы заняли деньги, чтобы купить эту шелковую сутану, что на вас надета, я знаю. Люсонская епархия – самая бедная в стране, но даже ею не погнушался бы Бельгард – с тех пор как я не захотел отдать это место его племяннику, он вас и не любит. Как будто ему мало денег, земель и титулов!

– Благодарю вас, сир, – епископ выглядел по-настоящему смущенным, но король прервал его на полуслове.

– Но вы смотрите дальше, я вижу это по вашим проповедям. Мы не должны все время глядеть на Испанию и на Папу Римского – Франция должна стать самой могущественной державой христианского мира. Нам мешают Габсбурги… – глаза короля сверкали, густые брови сошлись на переносице, усы воинственно топорщились – пылая изнутри, он зажег и своего собеседника. В глазах епископа Люсонского теперь горел огонь, в котором можно было сжечь пол-Европы.

– Габсбурги, – кулаки епископа сжались, а в глазах не осталось ни капли христианского милосердия.

– Я сокрушу их! – воскликнул король. – Эта война положит конец их могуществу!

– Да, сир! – ноздри епископа раздувались, подавшись к королю, он ощутил странный жар у самого сердца. Король положил руку ему на сутану поверх наперсного креста, словно вкладывая слова прямо в сердце.

– Мы не можем спать спокойно, пока Франция находится в клещах Габсбургов, нам нужен простор, нужна свобода…

– Мы должны сломать клещи… – обычно звучный голос епископа внезапно отказал ему, но король услышал.

– Без этого нет будущего. Ничего нет, – схватив Люсона за плечо, король собирался сказать что-то еще, но осекся, услышав со стороны галереи громкий женский голос: