– Эй, люди, просыпайтесь! Вставайте! Мы поможем вам начать новый день с широкой улыбкой. Включайте радио и оставайтесь с нами. Пусть даже ненадолго! В Нью-Йорке утро! – После бодрого джингла WMCA Джо О’Брайен прославил наступление пятницы, а затем в эфире зазвучала песня, удерживавшая первенство в билбордовской горячей сотне уже две недели кряду. – Эту песню поют «Дрифтере», ребята. Называется она «Оставь последний танец для меня».

«Дрифтере» сотрудничали с «Атлантик Рекордз». «Атлантик» вознесся на самую вершину бизнес-олимпа. Мой живот снова скрутило. Отец сказал, что позвонит Джерри Векслеру и замолвит слово за «Майнфилд». Я выключил радио и решил убедить отца оставить все как было.

* * *

Когда я переступил порог в половине восьмого, отец спал в своем кресле. Его ступни покоились на подставке для ног, а руки были скрещены на животе. Отец разулся, и я заметил в его правом носке дырочку на пальце. Я стянул его и бросил в мусорное ведро. Отец открыл глаза и посмотрел на меня затуманенным взором.

– Привет, мой мальчик.

– Ложись-ка в постель, па! Там тебе будет комфортнее.

– Мне будет гораздо комфортнее в двух носках.

Я стащил второй носок с его ноги и отправил вслед за первым.

– У тебя куча носков в верхнем ящике комода. В твоей комнате. Там, где кровать.

Отец встал, его ступни сжались на холодном полу. Секунд через двадцать он вернулся – без пиджака, в тапочках и с закатанными рукавами.

– Садись. Я приготовлю тебе завтрак. Ты, должно быть, проголодался.

Я сел за пианино и уставился на клавиши, мысленно репетируя песни, сочиненные минувшим вечером. Я все еще их слышал. И что бы ни случилось с группой «Майнфилд», я не хотел их забывать. Я тихо заиграл, одновременно напевая, а затем встал, чтобы достать из своих вещей тетрадь и ручку.

– Ты отвез Эстер и парнишку домой?

– Угу. – Мне не хотелось говорить об Эстер. Довольно было того, что я не мог выбросить из головы ее голос.

– Что-то ты долго ездил.

– Да… Не думал, что ты смотрел на часы, пока делал в носках дырки, поджидая меня.

– Прошлый вечер удался, правда?

Я оторвал взгляд от клавиш. Отец с лопаткой в руке качал головой.

– Пожалуй, я никогда в жизни не был так счастлив, – моргнул он, и его глаза стали влажными. – Я так тобой горжусь, мой мальчик. У тебя такой талант! Он так и прет из тебя. Какая музыка! И не только она. А еще и слова! Я убедился. Где ты, черт возьми, научился все это делать, Бенни?

Я смотрел на отца и не знал, что сказать. Потом помотал головой, пожимая плечами, но слезливая отцовская гордость захлестнула и меня. В носу защипало, к горлу подступил комок.

– Каково это – сознавать, что ты на своем месте, каждый раз, когда ты садишься на эту банкетку? – спросил отец.

– Ох, папа…

Клавиши расплылись передо мной. Мне захотелось вытереть глаза, но не хотелось, чтобы отец увидел меня плачущим. Резко моргнув, я заиграл яростную гамму, позволяя своим пальцам убежать подальше, потому что сам я убежать никуда не мог.

– Да, твое место за пианино. Именно за ним ты должен находиться. – Отец отвернулся и начал лопаткой разбивать яйца на сковороду.

«Никогда не прячься в тех местах, где ты находиться не должен».

– А прошлый вечер? Знаешь, что я тебе скажу? Вы с Эстер… это было волшебно. Наблюдать, как вы с ней делали то, ради чего явились в этот мир. Я просто счастлив, что видел это. Эх, хотел бы я, чтобы и старина Бо тоже мог на это поглядеть!

Мне не хватило духу сказать отцу, что это больше не повторится.

Ток-шоу Барри Грея

Радио WMCA

Гость: Бенни Ламент

30 декабря 1969 года

– Какая из всех песен, сочиненных для группы «Майнфилд», у вас самая любимая? Какую из них вы могли бы петь снова и снова? – спрашивает Барри Грей.

– Трудно сказать… Вы же знаете, мистер Грей, меня природа певческим талантом обделила, – напоминает ведущему Бенни Ламент. – Голос у меня, как у простуженного охотничьего пса.

Барри Грей громко хмыкает:

– Вы слышали, люди? Бенни Ламент утверждает, что не может петь, а у самого с дюжину синглов в «Топ-40», в которых он именно этим и занимается!

– Ну да… только для певца хороший голос не всегда играет ключевую роль. Главное – быть оригинальным. Это гораздо важнее, чем быть просто хорошим вокалистом.

– Хотите, чтобы люди узнавали вас по манере исполнения? Вы это имеете в виду?

– Да. Манера исполнения – важная составляющая. Важно не просто спеть песню, важно донести ее до слушателей. И от того, как ты это сделаешь, зависит, воспримут ее люди или нет. По крайней мере, я так считал до встречи с Эстер Майн. После знакомства с ней я пришел к выводу, что главное все же – вокальные данные.

– Вы вознамерились сделать ее звездой.

– Нет… Не сразу. Мой отец был уверен: Эстер станет звездой. А я лишь захотел написать для нее песню. Я никогда прежде не слышал такого голоса.

– И как же вы решились петь с ней вместе? Прежде вы были композитором-песенником. Очень успешным.

Но никто за пределами профессиональной среды не знал вашего имени. Вы оставались, скажем так, за кадром. Пианистом. И вот вы встречаете Эстер Майн, соглашаетесь с ней работать, и… внезапно ваш голос начинает звучать в каждом треке, пусть даже и всего лишь на фоне. Это стало вашей фишкой. Фишкой «Майнфилд». Как так вышло?

Я почти уехал из города. Даже забронировал билет на самолет до Лас-Вегаса. Сэл открыл в «городе грехов» новый клуб – «Тре Вите»[10]. И я согласился проверить уровень музыкантов, которых он нанял, и, возможно, даже сыграть с ними в первый уикенд после торжественного открытия. Почти уехал…

Но в итоге вместо поездки я стал названивать Ахмету Эртегюну в «Атлантик Рекордз». На протяжении двух дней я донимал его секретаршу, но продолжал звонить. Я звонил три дня. Сделал три десятка звонков. Пусть отец и знал Джерри Векслера, но я знал Ахмета, а Ахмет Эртегюн был именно тем человеком, с которым Эстер нужно было встретиться. Просто записать песни на студии было недостаточно, «Майнфилд» нуждались в поддержке своей пластинки. Я, конечно, мог отвезти ребят в Детройт. Берри Горди тоже кое на что годился. Он только раскручивался, но у него уже была система и о его артистах говорили. К тому же их объединял цвет кожи. Берри согласился бы послушать «Майнфилд». И – я был уверен – заключил бы со мной договор. Я мог бы поговорить с Жюлем из «Ла Виты». И Терренсом тоже, как того желал Берри, и ангажировать нескольких его артистов. Все бы выиграли. Но я не хотел обращаться в «Мотаун». Это выглядело бы так, будто я брал на себя управление группой и ответственность за нее. Причем подписывался на длительный срок. И тогда бы все точно затянулось надолго. Но раз я пообещал ребятам подумать, что мог бы сделать для них, значит, я должен был хотя бы попытаться, а уж потом выходить из игры. Я снова позвонил Эртегюну.