– Ахмет Эртегюн, а это Эстер Майн. Она поет с группой под названием «Майнфилд».

– Хорошо. Хорошо. Привет, Эстер! Можно мне называть вас просто по имени?

Эстер кивнула. Она сбросила свои черные ботинки еще в приемной, но по-прежнему не выпускала мою руку.

– А где остальные ребята из группы? – спросил Ахмет.

Эстер нахмурилась так, как будто меня только что уличили во вранье.

– Ты сказал, что у нас будет всего полчаса, – напомнил я Ахмету. – Я не думал, что нам хватит времени для полноценного прослушивания. Но сама Эстер – это группа… Если она тебе понравится, то остальные ребята – дополнительный бонус.

– Рэй скоро прибудет, Бенни. У него запись сегодня вечером. Так что можешь нам помочь с аккомпанементом на фортепиано. А Эстер споет. И мы убьем сразу двух зайцев.

– Рэй? – прошептала Эстер.

– Ахмет сотрудничает с Рэем Чарльзом, – сказал я. – Может, вы еще и с ним познакомитесь. Он удивительный.

Эстер покачнулась, и я крепче сжал ее руку.

– Мне сейчас станет дурно, – еле шевеля губами и стиснув зубы, пробормотала девушка.

– Давайте начнем, – поторопил нас Ахмет, устремившись к огромному «Стейнвею»[12]: инструмент уже был готов – крышка открыта, а банкетка повернута к окну так, чтобы аккомпаниатор и певец могли смотреть друг на друга. Вдоль стен стояли перфорированные древесно-волокнистые плиты: отверстия в них способствовали поглощению звука, так что он не отражался от твердых монолитных поверхностей.

– Бенни, тебе этот станок знаком. Фортепиано уже с микрофоном, – сказал Ахмет. – Эстер, встаньте вот здесь. – Он прошел к микрофону, закрепленному на стойке, и опустил его ниже, велев технику подтянуть шнур. – В будке Том Дауд. Джерри Векслер тоже. Ты знаешь Джерри, Бенни. Я тоже там буду. Давай послушаем, что вы можете.

– Я никогда раньше не записывалась, – простонала Эстер, почти не дыша.

– Просто спойте, Эстер. Это все, что от вас требуется, – пробормотал я, отпустив руку девушки и подтолкнув ее к микрофону. Но Эстер выглядела так, будто ее толкали к обрыву, и я снова попытался ее приободрить. – Вы умеете петь. Вы отлично это делаете. Просто покажите им это.

Ахмет уже скрылся в будке; надев наушники, он проговорил в микрофон:

– Начинайте, как будете готовы.

Я подошел к фортепиано и проверил, как оно настроено.

– Инструмент в порядке. Для них главное – его звучание. Раз придет Рэй, все их внимание будет сосредоточено на пианино, – заверил я Эстер.

Мне нужно было, чтобы она абстрагировалась, но советовать ей это было бесполезно. Эстер вытащила смятый листок бумаги и разгладила его.

– Что это?

– Это слова новых песен. Я побоялась, что забуду их. Я пела с вами только раз, Бенни Ламент. У меня не было возможности как следует порепетировать, – выпалила Эстер, натянув на себя гнев, как защитный покров.

– Может, вы хотите спеть что-то другое? Мы сделаем, как вы пожелаете, – сказал я.

Эстер потрясла головой:

– Мы пытаемся продать «Майнфилд». Я не смогу продать «Майнфилд», если спою песню другого автора, – заявила она, закусив удила. – Я спою «Ни одного парня».

Я пробежал пальцами по клавишам, наблюдая за тем, как Ахмет и Том настраивают резонатор по другую сторону стекла. Эстер уставилась на листок в руках.

– Мы просто пытаемся подкорректировать звук, – раздался из динамиков голос Ахмета. – Спойте что-нибудь, чтобы я мог подобрать тембр. Я прерву вас, если возникнет необходимость.

Я заиграл «Мне не нужен ни один парень», и Эстер запела. Ахмет сразу же ее остановил. Подлетевший к нам техник повернул микрофон задней стороной ко мне и фортепиано.

– Теперь подойдите чуть ближе к микрофону, Эстер, а то Бенни вас заглушает. И бросьте бумагу. Я слышу, как она шуршит.

Кинув хмурый взгляд на людей за стеклом, Эстер все-таки приблизилась на шаг к микрофону. Она вдруг сделалась такой прямой и напряженной – чудо, что у нее вообще получалось издавать хоть какие-то звуки. Эстер походила на маленького оловянного солдатика – ярко раскрашенного, но совершенно невыразительного и неподвижного. Единственное, на что она была способна, – это теребить пальцами бумажный листок. Но, послушавшись Ахмета, Эстер разжала пальцы, и листок выскользнул из ее руки, полетев на пол. Я сыграл первый куплет, но Эстер не пропела ни строчки.

– Звучит хорошо, Бенни. Давай подключим Эстер, – предложил Ахмет, как будто ее молчание было просто результатом нашей невнимательности.

Эстер все так же стояла у микрофона – как статуя, без движения.

– С самого начала, Бейби Рут, – призвал я ее.

И снова заиграл вступление, но девушка не вступила.

– Просто спойте несколько строчек, Эстер. Чтобы мы были уверены, что все правильно настроили под вас, – сказал Ахмет.

В его голосе не слышалось нетерпения, но я сознавал: наше время и его интерес убывают. Эстер даже не кивнула. Она запела, но… не те слова, а путаную версию первого куплета. Я начал ей аккомпанировать, пока не остановился перед припевом.

– Как звук, Ахмет? – попытался я выгородить девушку. – Достаточно громко?

– Э-э-э. Наклонитесь немного к микрофону, Эстер, – сказал Ахмет.

Она не шевельнулась.

– Может, я сначала сыграю всю песню до конца? Только фортепианную партию? – предложил я.

– Угу, давай, – ответил Ахмет. – Послушаем мелодию с самого начала и до конца. Только пианино. И запишем трек.

Я сыграл «Ни одного парня», как человек, умоляющий об освобождении. Я выжал из мелодии все что мог, слыша в голове голос Эстер и стараясь выдержать ее темп исполнения. Я надеялся, что Эстер тоже пропевает про себя песню, но, когда закончил и пришла пора ей добавить свой голос к аккомпанементу, Эстер запела так, словно уже сдалась. Мы исполнили всю песню до конца, она больше не путала слова… Но это была не Эстер! И ее пение нельзя было назвать даже приличным.

– Как эта песня называется, Бенни? – поинтересовался из вежливости Ахмет. – Мне понравилось. В ней есть немного от Джерри Ли Льюиса. Рэю точно понравится такое звучание.

– Она называется «Мне не нужен ни один парень». Давайте добавим в нее перчинки, а, Бейби Рут? Спойте ее еще раз, от начала до конца. Только спойте с тем смыслом, который вы в нее вкладываете.

– Перестаньте называть меня Бейби Рут, – прошипела Эстер, и меня осенило.

Я отвел в сторону микрофон и встал.

– Дайте мне секунду, – сказал я Эстер. – Я сейчас вернусь.

Ахмет вышел из будки и последовал за мной в коридор.