Да, я содержала всю свою семью. Помогала детям, покупала еду и одежду, необходимые для учебы принадлежности, оплачивала кружки. Конечно, я понимала, что часть денег уходит на выпивку матери и отчиму, поэтому старалась работать еще и еще – чтобы им хватило на всё.

Майка не поддерживала меня в этом вопросе. Она жалела, что я пашу круглые сутки на бутылку дяде Роберту, уговаривала заявить на мать в опеку. Но как я могла сдать своих брата и сестру в детский дом? Да и себе взять их тоже не могла – мне бы и не отдали детей. Получался замкнутый круг.

В те редкие минуты отдыха, которые случались между концертами на гастролях, мы с Майкой отрывались по полной. Только в эти моменты я чувствовала себя свободной. В те времена у меня не было постоянного мужчины – так, несколько несерьезных увлечений, и я по-настоящему не открывалась ни одному из них.

С Максом мы познакомились на благотворительном вечере. Толпа толстосумов собралась, чтобы послушать музыку, выпить шампанского, закусить икрой и нехотя раскошелиться на помощь больным детишкам, для которых строился хоспис. Я не планировала оставаться на фуршет, отыграла концерт, собрала инструмент и уже собиралась уйти, когда вдруг поняла, что уже сутки ничего не ела.

Дело было даже не в том, что я ужасно замоталась, а в моих переживаниях. За лето мне удалось неплохо скопить, чтобы собрать детей в школу: собранной суммы хватило бы и на форму, и на рюкзаки, и на верхнюю одежду с обувью, и на тетрадки. И даже на стол Тиночке – мне не нравилось, что ей приходилось делать уроки на подоконнике или старой гладильной доске.

В тот день я приехала за детьми, чтобы вместе пойти в магазин и всё выбрать, а вышла из квартиры с синяком под глазом, в слезах и без денег. Это чудовище, дядя Роберт, просто отнял у меня их, да еще и обозвал последними словами. Вышвыривая меня из дома, мужчина кричал, что я заработаю еще на своей панели, нужно просто пропустить через себя побольше мужиков. Это было ужасно обидно.

Поэтому, сколько бы подруга меня не поддерживала, я к моменту нашей встречи с Максом уже выплакала все слезы и двое суток не спала. Помню, мы вошли с ней в зал, остановились у одного из столов. Майя что-то говорила обо всех этих надменных людях, присутствующих в зале, а я без аппетита грызла тарталетку с икрой, отчаянно ища выход из положения, когда перед нами вдруг появился мой будущий муж.

Какие-то дежурные слова, пара шуток, слово за слово, и вот он уже вызвался проводить меня до дома. Что мне в нем понравилось больше всего? А то, что Макс смущался не меньше моего. Красивый, статный, состоятельный мужчина, менеджер высшего звена в огромной корпорации, а вел себя со мной так, будто бы это я была для него недосягаемой принцессой. Никакой дерзости, намеков, комплиментов – он просто был самим собой.

Это и создало для меня идеально уютную атмосферу. В тот момент мне было дико, что кто-то заботится обо мне. И мне это нравилось. И даже не раз меня позже посещали мысли о том, что до Макса я, в общем-то, и не жила.

Он ухаживал долго, неторопливо.

Я поверить не могла своему счастью. Однажды, не выдержав, рассказала ему про то, как отчим избил меня и отобрал деньги. Макс обещал, что поговорит с ним, и эти его слова стали для меня открытием – я в очередной раз была поражена тем, что кто-то что-то искренне и не ожидая ничего взамен делает для меня, решает мои проблемы.

В общем, теперь вы знаете, как купить женщину. Дайте ей то, что ей нужно больше всего на свете. Дайте ей то, чего у нее никогда не было. Утопленная в чувстве слепой благодарности она подарит вам себя всю.

Дядя Роберт с мамой пить не бросили, но после разговора с Максом стали вести себя кротко и немногословно. Мать устроилась уборщицей в магазин, а отчим привел в порядок дом.

Когда я приходила к ним, на меня по-прежнему смотрели, как на врага, но больше никто не пытался меня оскорблять или трогать руками. Я видела, что они напуганы, но мне было все равно, каким способом мой будущий муж этого добился. Вопросов я не задавала, и ради благополучия детей готова была закрыть глаза на всё, что угодно.

Я вышла замуж за Макса, и мы купили большой, новый дом. Мне не хотелось вспоминать о прошлом, поэтому скрипка отправилась на чердак, а встречи с Майкой стали редкими и короткими. Может, меня и не всё устраивало, но забота Макса, его любовь и желание делать меня счастливой компенсировали всё это с лихвой.

Я приказала себе не думать обо всем остальном.

Звонит будильник.

Я открываю веки, но тут же чувствую, как, просыпаясь, рядом начинает шевелиться Макс, и тут же закрываю их снова.

Злости нет. Половину ночи я думала о том, как ненавижу мужа за то, что он меня совершенно не чувствует. А теперь всё прошло. Утро смыло мою боль вместе с обидой. Я ощущаю, как Макс гладит меня ладонью, как нежно целует в шею и понимаю, что почти на него не сержусь.

– Доброе утро, милая.

Я молчу. Мои припухшие от бессонной ночи глаза закрыты, губы плотно сомкнуты.

– Плохо себя чувствуешь?

– Мм… – мычу я бессвязно.

– Ты поспи, поспи. – Прижимается он ко мне.

От его тела идет такое тепло, что я тут же засыпаю.

Встаю уже через час, с трудом продираю глаза. В постели пусто, Макс уехал в офис. Вместо того, чтобы принять душ, я, шатаясь, спускаюсь в кухню. Включаю кофемашину и медленно бреду в сад. Поппи рад тому, что его отпускают погулять, а я не узнаю себя в отражении стеклянных дверей – растрепанная, сгорбленная, старая.

С трудом передвигая ноги, вхожу в оранжерею, сажусь на старое скрипучее кресло, достаю из тайника сигарету и закуриваю. Дым горький, у меня першит в горле, и удовольствия почти никакого, но я все-таки заставляю себя поверить, будто мне становится от него легче. Вдох, выдох, медленно затягиваюсь и также медленно выпускаю дым. Он серый и никчемный, как вся моя жизнь.

Выкурив еще две сигареты, прячу полупустую пачку в тайное отверстие между полок, встаю и плетусь обратно в дом. Давно следовало бы заняться цветами, но у меня нет никаких сил. Всё из рук валится. Пусть хоть все разом завянут – плевать.

Дрожащими руками я наливаю себе кофе. Мешаю его ложкой до тех пор, пока он не остывает. Это даже не задумчивость, я зависаю, как сломанный компьютер, глядя в черную, как пропасть, кофейную гущу. На вкус этот кофе такой же, как и на вид – бесконечно горький и терпкий. То, что нужно, чтобы прийти в себя.

Дважды почистив зубы, я принимаю душ. Не знаю, сколько проходит времени, пока я, стоя под струями обжигающе горячей воды, пялюсь в стену, но, когда выхожу, мое тело уже становится похожим на поверхность ошпаренного ракообразного. Я возвращаюсь в постель и обещаю себе – всё исправлю. Так проходит мой день.

– Макс, давай уедем? – Предлагаю за ужином.

– Что, прости? – Поднимает он на меня взгляд.