Патси появился на пороге и взволнованно взглянул на неподвижную фигуру в кресле. Взор мертвеца был устремлен на окно, выходящее в сад; смертельная бледность покрывала искаженное от страха лицо; в груди несчастного торчал кинжал – такой же, как и те четыре, которыми атаковали дом знаменитого сыщика.

Трагический финал этой истории оправдал опасения незнакомца, назвавшегося вымышленным именем. Неужели это было делом рук таинственного Дацара?

Патси ринулся за врачом, а Ник Картер, который понимал, что даже самый лучший доктор уже не оживит «пациента», одним прыжком выскочил через окно в сад и зорко осмотрелся во всех направлениях, но не заметил ничего подозрительного или необычного.

Дома в Нью-Йорке обычно представляют собой удлиненные четырехугольники с примыкающим к ним садом и дворами, отделенными друг от друга заборами из простых досок. Ник Картер увидел на заборах лишь бездомных кошек, громким мяуканьем нарушавших ночную тишину. Ничто не указывало на то, будто недавно здесь находился человек, и, тем не менее, убийца, несомненно, влез на одно из этих заграждений и оттуда, с высоты, с изумительной ловкостью метнул кинжал в окно. Ник Картер взобрался на забор и, усевшись верхом, стал вглядываться в ближние сады и дворы, но безрезультатно: кругом не было ни души.

«Убийство могло быть совершено следующим образом, – прикинул он в уме. – Преступников было двое, и они действовали сообща. Заметив, что жертва и сыщик вошли в приемную, убийцы разделились: один притаился на улице, а другой ухитрился проникнуть в соседний двор и оттуда по закоулкам пробрался в наш сад. Стоявший на улице метнул в комнату кинжал, небезосновательно рассчитывая, что я моментально брошусь на поиски злоумышленника и оставлю своего посетителя одного. В общем, пока я с Патси находился у входных дверей, скрывавшийся в саду бандит довершил свою часть “работы”».

Преступники ускользнули, поэтому сыщик, тяжело вздохнув, вернулся в дом в надежде, что осмотр карманов убитого даст хоть какие-то сведения о личности жертвы и приподнимет завесу над его отношениями с феноменальным Дацаром. К досаде Картера, он не обнаружил ничего, что так или иначе навело бы его на желаемый след. Несколько долларов и часы с цепочкой – вот и все содержимое. На белье жертвы отсутствовали метки, обычно выставляемые прачечными Нью-Йорка. В общем, данных о личности убитого по-прежнему не было – он так и оставался неведомым мистером Томсоном.

Тем временем Тен-Итси дал по телефону знать о совершённом преступлении коронеру – так в Соединенных Штатах называется лицо, уполномоченное законом производить осмотр покойников.

– Присмотрись хорошенько к убитому, Тен-Итси, – сказал знаменитый сыщик своему помощнику, японцу по происхождению. – Мне, должно быть, придется со временем воспользоваться его наружностью, а я пока сниму с него «портрет» при свете магния. Главным образом обрати внимание на его особые приметы: покрой и цвет платья, точную окраску бороды и волос; нам не удастся этого сделать после, так как коронер немедленно распорядится о доставке трупа в морг.

Так оно и случилось.

Остальную часть ночи, столь богатой событиями, обитатели дома провели в полном спокойствии.

На следующее утро знаменитый сыщик получил по почте письмо, содержание которого послужило вступлением к одному из самых замечательных и опасных приключений, какие только испытал Ник Картер в жизни.

В письме было следующее:

«Глубокоуважаемый мистер Картер!

Я обращаюсь к вам потому, что ваши качества как человека, так и сыщика возбуждают мой живейший интерес, отчасти же и потому, что, полагаю, наш общий друг Томсон – бедняга, его уж нет более в живых! – не особенно хорошо отозвался вчера вечером о моей личности. Что́ он сообщил вам, я, понятно, не знаю, но надеюсь, что мои посланники действовали с достаточной быстротой, чтобы не дать ему возможности слишком разболтаться о важных секретах.

Все это происшествие довольно-таки досадно, в особенности потому, что расстроило мой тонко задуманный план. Я надеялся, что как вы сами, так и ваша профессия доставят мне большое развлечение в течение еще долгого времени.

Я заранее представлял себе радостную картину постепенного разрушения своей невидимой рукой карточных домиков ваших теорий и предвидел для себя много удовольствия от вашего недоумения, которое собирался довести до крайнего напряжения. Теперь все это погибло.

Ввиду того что наш общий друг Томсон оклеветал меня, я вынужден теперь же поднять забрало и раскрыть свои карты.

Я бросаю вам перчатку вовсе не потому, что ненавижу вас или имею что-нибудь против вас, о нет, напротив, я считаю вас одним из немногих современников, которых я уважаю. Это обстоятельство и прельщает меня доказать именно на вас и на ваших способностях всю ничтожность и ограниченность человеческого ума и показать, что даже умнейшие люди подчинены моему произволу.

Итак, с этого момента я буду немилосердно преследовать вас, не уничтожая, однако, до поры до времени. Что вы должны будете рано или поздно пасть от моей руки – это несомненно, так как в то время, когда я решил сделать вас игрушкой моей прихоти, я вместе с тем предопределил и вашу участь, которой вы не избежите и которая будет тем более ужасна, чем больше находчивости и сопротивления окажете вы в предстоящей борьбе со мной.

Вы, конечно, сочтете мою откровенность праздной болтовней, если только не окажетесь умнее, чем я вас считаю.

Во всяком случае, я должен поставить вам на вид, что если вы и ваш молоденький помощник Патси живы и способны прочесть настоящее письмо, то этим вы обязаны всецело мне, так как те два кинжала, что пролетели на расстоянии дюйма от вашей головы и головы вашего помощника, могли бы, разумеется, попасть в вас так же легко, как и кинжал, предназначенный Томсону и заставивший его замолчать навеки.

Но, повторяю, я и не думал так скоро вас умерщвлять. Нет-нет, дорогой Картер, вы так легко не отделаетесь.

Смерть ваша будет сопровождаться такими утонченными страданиями, каких не мог бы придумать ни один дикарь, ни один инквизитор. Пока же я хочу поиграть с вами, как кошка с мышью. Сперва на ваших глазах в страшных мучениях, какие только может представить себе самая богатая фантазия, погибнут близкие и дорогие вам люди – таким образом, вы будете сначала уничтожены духовно, и лишь после того наступит для вас смертный час, сопряженный с невообразимыми страданиями.

Еще одно, милейший Картер. Вам уже представился однажды случай беседовать со мной, и вы еще не раз получите подобное удовольствие. Мне, признаться, доставляет неизъяснимое наслаждение разговаривать со своей жертвой, обезоруживать ее своей любезностью, не показывая в то же время вида, что ее собеседник смотрит на нее насмешливыми глазами лишь для того, чтобы отыскать место, куда уязвить ее побольнее.

На сегодня достаточно. Вы, понятно, услышите обо мне довольно скоро, так как я считаю потерянным для себя тот день, который не провел бы в обществе своей жертвы самым приятным для себя образом.