Для науки очень важно описать структуру эксперимента, даже если этот эксперимент преступен или бесчеловечен. Нужно подробно изложить все тонкости, чтобы потом коллеги-оппоненты не смогли упрекнуть тебя в небрежности или спекуляции. Видимо, поэтому подчиненные доктора Явича так трепетно оформляли мрачный документ: «Препарат во всех опытах наносился на внутреннюю поверхность правого предплечья в верхней его трети и по средней линии»15.

Не следует думать, что те, кто согласился или был втянут в эти исследования в качестве «субъектов», не страдали, не испытывали разнообразных мук. Так, в одном из отчетов встречаем скупое описание действия боевых отравляющих веществ: «Субъект № 25 — Боль и зуд были значительные»16.

Всю большую работу по изучению человеческих язв и пузырей снабдили необходимым научным инструментом и дотошными таблицами. «Эта таблица наглядно показывает, что люди со смуглой кожей наших широт реагируют одинаково с белой кожей»17, — делали грандиозное открытие военные врачи.

Какими же хладнокровными были эти советские доктора, которые ежедневно обходили палаты с изуродованными ими мужчинами и женщинами, с их жертвами, страдавшими от непрекращающегося зуда и язв! Врачи методично осматривали внутреннюю поверхность предплечий и заносили в свои таблицы размеры поражений кожи или просто ставили крестики.

Заметим, что весь эксперимент был спровоцирован публикациями в зарубежной научной прессе, сообщавшей о некоторых особенностях реакций кожи на отравляющие вещества, связанные с болезнями, пигментацией и, видимо, расовыми и классовыми особенностями жертв. Однако советские «гуманисты» в белых халатах после многочисленных опытов смогли доказать то, что было понятно и без экспериментов.

«На основании этих данных, — рапортовали доктора, — говорить о том, что есть какие-либо больные, которые не поддаются действию этих веществ, мы не можем. Здесь нужно отметить интересный факт, что экзематики, обычно реагирующие на незначительное внешнее раздражение, не оказались наиболее чувствительными. Сифилитики, вопреки утверждению американских авторов, также не оказались нечувствительными к этим веществам. Действие мышьяка как предохраняющего фактора нами также отмечено; старые сифилитики, прошедшие много курсов лечения (№ 8, 11, 13, 14, 17), дали положительные результаты на иприт точно так же, как и на люизит»18. Результаты мучений «объектов» и «субъектов» в конце концов суммировались в кратком отчете о деятельности Химического комитета Военно-химического управления РККА за несколько месяцев и превращались в краткие строчки: «Произведена сравнительная оценка действия иприта и люизита на кожу человека и установлена токсическая доза каждого из них»19.

К этому результату следовало еще прибавить один естественный вопрос: а знали ли больные экземой, сифилисом и туберкулезом, что на них ставятся опыты по боевым отравляющим веществам? Готовы ли они были отдать свою мучительную жизнь химической обороне СССР?

Стремился не отставать от коллег и 5-й отдел Института химической обороны им. ОСОАВИАХИМа. Когда позднее, в 1930 году, специалисты 5-го отдела ИХО намеревались опробовать новый токсичный препарат «вещество № 409», здесь уже была разработана целая «методика», о которой сообщалось: «Испытывалось на людях по принятой в отделе методике. В качестве растворителя пользовались ацетоном. Объектами являлись красноармейцы Московского гарнизона»20.

30 октября 1929 года в Институт химической обороны из главка поступило распоряжение за № 304, гласившее: «Начальник управления по вопросу об использовании людей в качестве биологического контроля ПРИКАЗАЛ: поставить этот вопрос на Н.С. ИХО[15]и разработать проект инструкции при различных испытаниях ОВ на людях. Протокол заседания Н.С. представьте начальнику управления вместе с инструкцией. Сообщается для сведения, что начальник управления по данному вопросу намеревается доложить наркому»21.

Как это ни удивительно, опыты на людях часто не имели официального разрешения Фишмана, хотя он регулярно получал о них информацию. Результат был необходим ему любой ценой. Это был тот же самый Фишман, которого возмущали немецкие публикации о газовых опытах над пленными белогвардейцами на Украине. Начальник химического управления РККА смотрел на происходящее в советских лабораториях сквозь пальцы, потому что сам возглавлял всю эту бригаду садистов. Обладая огромной властью, Фишман в любой момент мог прекратить эксперименты на людях, но ни разу эта мысль не пришла ему в голову. Наоборот, начальнику предлагали расширить секретные эксперименты на благо укрепления мощи Рабоче-крестьянской Красной Армии самыми изощренными способами. Военные химики без ложного стыда сообщали своему начальнику о новых мизантропских планах. И сырьем для этих планов должны были стать их подчиненные или пребывающие в неизвестности граждане СССР.

Так, в присланном рапорте начальника Научно-испытательного химического полигона сообщалось: «Несовершенство метода биологического контроля поставило полигон перед тем, что некоторые вопросы после многолетней проработки остаются открытыми, а для разрешения других (дымы) мы вынуждены в приказном порядке прибегать к контролю по человеку»22. Из этого документа следовало, что испытания ОВ начались уже в 1925 году. И опыты на людях считались наиболее перспективными. Сообщая о трудностях, имеющих место, начальник полигона констатировал: «Все указанные обстоятельства заставили возбудить перед Вами проблему перехода в ряде опытных работ на контроль по человеку, как контроль неоспоримый, несомненный и дающий быстрое и окончательное решение вопросов. Конечно, в тех случаях, когда мы не имеем необходимости определения смертельных или дающих тяжелое поражение концентраций»23. Рапорт заканчивался рекомендациями для создания специальной инструкции по биологическому контролю на людях. Главными ее пунктами была забота о жертвах эксперимента. Здесь начальник полигона давал несколько трогательных советов: «Экспериментаторы допускаются только в добровольном порядке и по соответствующему разрешению врача. После эксперимента за ними ведется постоянный медицинский надзор.

Разумеется, риск и здоровье экспериментаторов должны компенсироваться: денежными вознаграждениями (начсостав), усиленным питанием (красноармейцы), увеличением отдыха, а для лиц, подвергающихся экспериментам часто, обязательной ежегодной отправкой на курорты и в дома отдыха».

Разумеется, о тех красноармейцах, которые после опытов биологического контроля могут попасть в дома вечного отдыха, никаких советов не давалось. В конце рапорта начальник полигона напоминал Фишману: «В настоящее время на поле полигона целый ряд руководителей и их красноармейцев практиковали в добровольном порядке контролирование на самих себе…»24

Одним из руководителей работ в Лаборатории научно-испытательного химического полигона являлся физико-химик Давид Львович Талмуд. В те годы он был фактически высокопоставленным начальником РККА. В своей записке от 29 апреля 1926 года Яков Фишман так характеризовал одного из тех, кому должны были быть известны мучения красноармейцев: «Работающий по заданию Военно-химического управления инженер-химик Талмуд Давид Львович имеет открытия и труды высокого научного значения, предназначенные таким компетентным учреждениям, как Химический институт им. Карпова. Он работает в настоящее время в области боевых ОВ»25. Примечательно, что спустя всего 8 лет, став уже членом-корреспондентом Академии наук СССР, Талмуд перебрался из одной живодерской лаборатории в другую, находившуюся в ведении ОГПУ-НКВД. А помощь в ее устройстве ему оказал сам Николай Иванович Бухарин26, известный своей непримиримостью к любым проявлениям вождизма.