Люсию эта новость повергла в шок. Она впервые выслушивала от чужого человека планы на будущее своих детей. Планы, которые с ней никто не обсуждал. Люсия не хотела, чтобы Джейн отправляли в интернат — малышке там не понравится, она домашняя девочка, не любит дисциплину и строгие порядки, которые царят в подобных учебных заведениях.

Люсия глубоко вздохнула:

— Наверное, это единственное верное решение, не знаю, но мне так не хочется, чтобы дети остались без вас.

— Да, мне это тоже не нравится, но Гай обещал приглашать меня на время каникул.

— О, Элизабет, я очень рада! — воскликнула Люсия. — Я знаю, как вы их любите и как преданы им. Все-таки в школе с ними никто не будет так заниматься.

— Я же вам обещала, что пробуду с ними столько, сколько смогу, и обещание свое выполню.

— Значит, Джейн надо покупать школьную форму?

— Да, если она поправится, то в понедельник мы поедем в Лондон и купим все, что ей нужно.

— О, Элизабет, — проговорила Люсия упавшим голосом, — я так без них скучаю! Мне так тяжело. Как вы думаете, когда я смогу с ними встретиться? Можно мне им написать?

— Я лично считаю, что вы обязательно должны им писать — надо же вам как-то общаться, — высказала свое мнение гувернантка. — Но я не знаю, как к этому отнесется Гай.

— О, Элизабет, пожалуйста, поговорите с ним, прошу вас, постарайтесь его убедить! Ради детей. Джейн написала, что очень ждет моего возвращения.

— Господи, как все это ужасно, — пробормотала гувернантка. — Я постараюсь, сделаю все, что смогу, но вы же знаете — Гай такой упрямый. Пока не пишите девочкам — подождите, когда он им все скажет.

— А когда это будет?

— В эти выходные.

— Он обсуждал с вами, как собирается им это преподнести?

— В общих чертах. Он считает, что Барбара уже достаточно взрослая и ей можно сказать все как есть. А Джейн услышит только то, что она сможет понять.

— О, Элизабет!.. Как вы думаете, он станет меня очернять?

— Он настроен весьма сурово.

— О боже! Хоть бы он не настроил детей против меня! Постарайтесь его убедить, что девочкам будет плохо, если меня от них изолируют.

— Постараюсь.

— О, вы моя единственная надежда! Что бы я без вас делала!

— Простите, мне надо идти, — сказала вдруг Элизабет совсем другим тоном. И прибавила тише: — Гай приехал.

При упоминании этого имени по спине Люсии побежали мурашки. Неприязнь к человеку, который шестнадцать лет был ее мужем, вдруг обратилась в горячую, непримиримую ненависть, потому что он стал препятствием между ней и ее нежно любимыми детьми.

— Передайте привет Джейн и Барбаре, — торопливо попросила она.

— Не могу.

— Тогда не надо. Господи, господи!.. Ну хотя бы напишите мне, расскажите, как чувствует себя Джейн. До свидания. — Люсия повесила трубку. Сердце так колотилось, что сотрясалось все тело. Лицо горело, на ладонях выступил пот. В телефонной кабинке было очень душно. Она задыхалась, в груди нарастала тупая боль. Если Гай запретит ей переписываться с девочками, это будет бесчеловечно, жестоко, подло с его стороны!

Она вытерла ладони и покрытый испариной лоб шифоновым платком, который вынула из кожаной сумочки. Она понимала, что надо взять себя в руки, как-то преодолеть это отчаянное состояние до того, как приедет Чарльз. Он не должен ни о чем догадаться, не должен узнать, что она получила письмо от дочери, звонила домой и расспрашивала о детях. Он может неправильно это истолковать и решить, что она уже начала жалеть о том, что ушла к нему. Но ведь это не так! Она никогда не пожалеет, как бы Гай ни старался ее унизить.

Люсия встретила Чарльза на станции, и вечер прошел очень приятно. Когда после ужина они поднимались вдвоем к себе в номер, оба остро почувствовали, что сейчас влюблены друг в друга еще больше, чем вначале.

В комнате Люсия сняла платье и надела халатик. Сев перед зеркалом, принялась вынимать шпильки из высокой прически и расчесывать волосы.

— Ты выглядишь просто великолепно, — не удержался Чарльз, глядя на ее отражение. — Я без ума от тебя, дорогая. Да и можно ли тобой не восхищаться?

— Какая грубая лесть, милый, — улыбнулась она. — А я скажу чистую правду: ты лучший мужчина на свете.

Он отступил на шаг, задумчиво склонив голову.

— Ты знаешь, я часто думаю о твоем первом браке, о том, что ты когда-то была влюблена в Гая… О нет, ничего не говори, я знаю, что это была ошибка, и постараюсь, чтобы в твоей жизни не случилось третьего замужества, моя милая.

Люсия обернулась и посмотрела ему в глаза:

— Вот это я могу обещать тебе твердо — третьего брака в моей жизни не будет.

— А я собираюсь ограничиться всего одним: женюсь на тебе — в первый и последний раз! — весело сказал Чарльз.

Он снял пиджак и теперь развязывал галстук. Люсия увидела в распахнутом воротничке рубашки его загорелую шею. Сердце, охваченное нежностью к нему, сладко заныло, она протянула руки навстречу любимому:

— О, Чарльз, дорогой мой…

Он крепко прижал ее к себе и потянул за собой на кровать.

Потом они некоторое время лежали молча, тесно прижавшись друг к другу.

— Ты счастлива со мной? — нарушил блаженную тишину Чарльз. — Правда? Ты никогда, никогда не станешь раскаиваться, что ушла от мужа?

— Никогда!

— А как же дети?

Люсия напряглась в его объятиях, но глаза, устремленные на него, сияли по-прежнему. Она покачала головой:

— Я не позволю никому на свете помешать нашему счастью, за которое мы с тобой так долго боролись.

Чарльз поцеловал ее в лоб.

— Люсия, я не понимаю, за что ты меня любишь и почему ради меня готова на такие жертвы, но твердо знаю одно: я сделаю все, чтобы быть достойным этих жертв. Я боготворю тебя и, чем дольше мы с тобой вместе, тем меньше стыда испытываю от того, что увел тебя от этого кровососа! Я не понимаю, как мужчина мог быть с тобой грубым… как можно тебя обидеть… для меня это загадка.

— Гай такой, какой есть. Таким родился.

— Что ж, больше он не будет тебя обижать, дорогая.

Люсия все еще старалась отогнать от себя мысль о детях. Ведь Гай Нортон мог не просто обидеть ее, но и отравить ей жизнь только одним способом: лишив возможности общаться с дочерьми. Сейчас, когда Чарльз был рядом с ней, ей не хотелось думать ни о чем, кроме своей страстной любви к нему. Он нежно погладил ее по спине. Она запустила пальцы в его густые каштановые волосы и вдруг почувствовала себя предательницей, изменницей — ведь еще несколько часов назад она лежала ничком на этой самой кровати и рыдала над письмом маленькой Джейн.