— Есть разговор, — сказал он.

Какое-то время старик глядел на него. Его лицо совершенно побелело, за исключением глаз, налитых кровью. Дышал он хрипло и с трудом. Его сотрясала дрожь. Тем не менее на данный момент он, похоже, все еще пребывал в здравом уме.

— Что ты сделал для Айрема Радика? — спросил Мол. — Почему он не позволяет тебе бежать?

Губы старика шевельнулись, но сорвавшиеся с них слова были слишком тихими, чтобы их услышать. За дверями медотсека снова раздалась бластерная пальба. Наклонившись, Молу удалось разобрать:

— Эоган?..

— Твой сын здесь, — сказал ситх, взглянув на мальчишку, валявшегося без сознания в куче хирургических инструментов. Затем он перевел взгляд на старика, оценив его положение по искалеченной ноге и постоянно растущей под ним луже крови. — Но ты уже вряд ли сможешь за ним присматривать.

Лицо пожилого заключенного напряглось. Похоже, он уже осознал всю отчаянность своего положения.

— Я могу его защитить, — предложил Мол, — если ты расскажешь мне то, что я хочу знать. — Он снова склонился над раненым. — Что ты сделал для Айрема Радика?

Мужчина кивнул и с трудом ответил хриплым шепотом:

— Спас ему жизнь.

— Радику?

Еще один кивок.

— Когда это было?

— Двадцать лет назад. На станции «Лактин». Рядом с Гиджуанской дугой.

— Где он? — спросил Мол. — Где мне его найти? Он сейчас здесь, в «Улье-7»?

Губы Артагана дрожали.

— Он...

Крики охранников снаружи стали громче. Бластерный огонь усилился: металлические плитки, из-за выстрелов откалывавшиеся от внутренней облицовки медотсека, рассекали воздух и врезались в пол вокруг беглых арестантов. Мол понимал, что охрана ворвется сюда с секунды на секунду.

Он развернулся, встал и обнаружил окровавленное лицо старика всего лишь в нескольких сантиметрах от своего. Тот приподнялся и схватил Мола за запястье. Доведенному до полусмерти, лишившемуся ноги человеку каким-то образом удалось собрать все свои силы.

— Где он сейчас? — повторил Мол.

Старик уставился на него. Произносить каждое слово ему позволяла лишь абсолютная решимость.

— Эоган, — проговорил он. — Эоган знает. Всё.

Мол не успел больше ничего спросить: раздался резкий щелчок, а вслед за ним — гул восстановленного энергоснабжения. Заморгали, включаясь, флуоресцентные лампы у них над головами. Их яркий свет позволил увидеть перекошенное лицо пожилого мужчины.

— Блокируем их здесь! — выкрикнул кто-то из охранников. Двери распахнулись, надзиратели ворвались в отсек с бластерами на изготовку и рассредоточились с обеих сторон.

Мол слышал, как они топчутся по полу, пока его резким тычком в спину поставили на колени, ухватили за руки и сковали их за спиной. Он хотел было встать и безошибочно узнал последовавшее за этим ощущение: кольцо горячего металла — ствол бластера, из которого недавно выстрелили, — прижалось к его затылку.

— Не двигайся, слизняк! — заявил охранник у него за спиной. — У нас приказ доставить тебя прямо к коменданту. — Горячая сталь сильнее вжалась в кожу. — Но это не значит, что по пути с тобой не может произойти несчастный случай.

Мол зарычал и лишь после этого повернулся, чтобы взглянуть на старика, лежавшего бесформенной грудой менее чем в метре от него.

«Эоган знает. Всё».

— Двигай, — приказал охранник.

Мол отвел взгляд от Артагана Труакса, медленно поднялся на ноги и вслед за охраной вышел из распахнутых дверей медотсека в коридор.

Забрака ввели в забитый охраной эксплуатационный лифт, пара надзирателей встала у него по бокам, а один сзади, приставив к спине дуло бластера. Взглянув вверх, в полированный потолок лифта, Мол узнал Смайта, молодого новобранца, который сканировал его по прибытии сюда.

— На что ты там уставился? — спросил его Смайт.

Мол оттопырил губу ровно настолько, чтобы показать заостренные клыки.

— Узнаешь, — бесстрастно сказал он, — если еще раз ткнешь меня своей игрушкой.

Смайт поморщился, но перестал тыкать в него стволом.

Лифт остановился, охранники ввели ситха в сверкающее помещение — кабинет, элегантная обстановка которого сильно контрастировала с остальной частью тюрьмы. Войдя, Мол увидел темноволосую женщину с холодным взглядом голубых глаз, стоявшую позади стола. Смотрела она уверенно, а вот улыбку на лице, казалось, приклеила чья-то не слишком уверенная рука.

— Заключенный 11240, я комендант Садики Блирр, — начала женщина. — Извини, что не пожимаю тебе руку.

Мол ничего не ответил.

— Сегодня утром в медотсеке произошли некоторые непредвиденные события. — Она кивнула на мониторы за своей спиной. — Данные видеонаблюдения за тот период не совсем полные. Надеюсь, ты поможешь мне заполнить пробелы.

Мол не отвечал.

— Слышал, что сказала комендант? — вступил охранник, на этот раз не Смайт, а плотный мужик с густыми черными бровями. — Говори, что ты сделал с Войстоком?

— С ним произошел несчастный случай, — проронил Мол.

— Лжец, — заявил охранник и потянулся за бластером.

— Если говорить начистоту, — промолвила Садики, жестом останавливая подчиненного и не отрывая взгляда от Мола, — меня ничуть не беспокоит, что произошло с офицером Войстоком, а также то, кто в итоге несет за это ответственность. На поверку вышло, что он был столь же глуп, сколь и ленив — и погиб в ходе пособничества неудавшейся попытке побега. Ни в одном из этих событий нет ничего необычного, кроме того, что он действовал чрезвычайно неуклюже и некомпетентно. — Она слегка пожала плечами. — Какая бы ни выпала ему судьба, я уверена, он заслужил ее. Мы не будем по нему скучать.

Теперь ее улыбка изменилась — стала абсолютно уверенной, даже сияющей, и Мол понял, что его первоначальная оценка коменданта оказалась ошибочной: нервозность, которую он в ней ощутил, не более чем притворство — чтобы отвлечь его. Странное дело, но его этот трюк почти восхитил.

— А вот что меня крайне интересует, — продолжала Садики, достав откуда-то из-под стола инфопланшет и держа устройство так, чтобы заключенный мог ее видеть, — так это данная электроэнцефалограмма. Узнаешь?

Мол взглянул на экран: по нему бежали слегка волнистые линии, ритмичные волны глубокого покоя.

— Эта запись твоей мозговой активности сделана при первичном медосмотре по прибытии в «Улей», — пояснила комендант. — А вот здесь мы можем увидеть нечто крайне специфическое. — Она нажала на кнопку, и волны на экранчике запрыгали и заметались, формируя причудливый рисунок из острых пиков и глубоких провалов. — И что у нас здесь такое?