– Давай-давай, – подбадривала Светка, видя мою растерянность и нерешительность. – Не укусит он тебя.

– Тут какой-то странный телефон, как будто заграничный…

– Ничего, раз он записан – значит, твой папа звонил. Набирай, Надька, нет выхода.

И я, набрав в грудь побольше воздуха, позвонила. Гудки шли долго, потом наконец раздался низкий мужской голос:

– Я слушаю.

– З-здравствуйте, – запнулась я, поняв, что не представляю, как начать разговор. – Меня зовут Надя Закревская… вы знали моего папу…

– Надя? Дочь Женьки? – Голос немного потеплел. – Конечно, я тебя помню. Как дела, как мама?

– Мама погибла… простите, я не знаю вашего отчества…

– Эдуард Алексеевич. Соболезную по поводу мамы. А что случилось?

– Под машину попала… но дело не в этом… мне ужасно неудобно, но…

– У тебя проблемы, Наденька?

И тут я заплакала. Ненавижу просить кого-то, ненавижу жаловаться – в моем возрасте просто стыдно выглядеть беспомощной.

– Не нужно плакать, девочка. Рассказывай, я постараюсь тебе помочь.

И я, захлебываясь слезами и отчаянно презирая себя за слабость, выложила этому Эдуарду Алексеевичу все, что со мной произошло за это время, умолчав только о своей странной находке. Он помолчал пару минут, потом спросил:

– У тебя есть деньги?

– Немного есть, хватит на какое-то время…

– Сделаем так. Я живу за границей, но в твоем городе живет моя дочь. Я попрошу ее приютить тебя на то время, пока не будут готовы документы. Я предлагаю тебе уехать из страны, ты согласна?

Я оторопела. Вот так решение вопроса…

– Я… я не знаю… не думала…

– Тогда слушай меня. Ты завтра же с утра пришлешь мне свои данные, копии паспорта – все, что есть, по факсу в офис, я продиктую номер. Я решу вопрос, а ты пока поживешь у Аделины.

– Но… это как-то… мы ведь незнакомы…

– Ничего. Она разместит тебя в своей клинике.

– Клинике?

– Она врач, у нее своя клиника пластической хирургии, вот там ты и дождешься документов, а потом приедешь ко мне. Здесь и разберемся. Если все поняла, записывай номер.

Я схватила протянутый Светкой карандаш и блокнот, записала цифры.

– Завтра жду факс, – напомнил Эдуард Алексеевич. – И позвоню, когда Аделина примет решение.

Я не успела даже поблагодарить – он положил трубку.

– Я даже не спросила, куда… – пробормотала я, глядя на умолкший телефон.

Светка выглядела огорошенной. Она сняла очки и вертела их в пальцах, не поднимая на меня взгляда.

– Вот это да… – произнесла она наконец. – Скорость решения вопросов поражает… серьезный, видно, дяденька…

– Что я наделала только что, Светка? – прошептала я в ужасе. – Ты понимаешь, что теперь будет? Я уеду – куда, к кому?

– Надя, это сейчас неважно. Главное – уехать. Все, мне пора домой.

Но я вцепилась в ее руку и умоляюще заглянула в глаза:

– Не уезжай, пожалуйста! Мне тут очень страшно…

– Меня Антон ждет, ты не забыла?

– Светка! Я не останусь тут одна! Ну, пожалуйста!

И подруга сдалась:

– Хорошо, пойду скажу, чтобы домой ехал.

Утром, едва открыв глаза, я взяла документы и отправилась к стойке администратора. Отправив факс, вернулась в номер, где еще спала Светка. Я тихо присела с ней рядом на кровать и смотрела в лицо спящей подруги, словно впечатывая его в память. Кто знает, увидимся ли мы когда-то еще…

– Ты чего? – недовольно буркнула Светка, переворачиваясь на другой бок.

– Ничего…

– Иди лучше бумаги отправляй, я еще посплю.

– Отправила уже.

– Тогда займись чем-то, я хочу поспать, суббота же…

– Какая суббота? Вторник, тебе на работу надо.

Сон со Светки слетел моментально, она подскочила и забегала по номеру:

– О, господи! А мне снилось, что сегодня суббота… я же опоздаю! Отсюда ехать минут сорок, если без пробок!

Я почувствовала себя виноватой – знала ведь, что ей на работу, но эгоистично заставила остаться со мной ночевать. Светка собралась со скоростью солдата, поднятого по тревоге, схватила сумку, чмокнула меня в щеку и велела в город не соваться.

– Я тебе с телефона Антона звонить буду на всякий случай.

– Это лишнее. Не думаешь же ты, что кто-то прослушивает…

– На всякий случай, – заявила подруга уже из коридора.

Я осталась в номере совершенно одна. Легла в постель, достала ноутбук, начала проверять почту, чтобы не думать ни о чем вообще. Работать не получалось, а статью нужно все-таки сдать, а заодно и подумать, надо ли поставить в известность главного редактора о том, что я уезжаю. Хотя… а зачем? Работать можно откуда угодно, разве помешают деньги? Надо же на что-то жить. Нет, не буду пока ничего говорить.

Так и не сумев заставить себя сосредоточиться на тексте, я отставила ноутбук и включила телевизор. Шли местные новости, я даже не вслушивалась в то, что говорит диктор, но ровно до тех пор, пока на экране не возник мой дом. Я даже подалась вперед, чтобы убедиться, что не ошибаюсь, но нет – это мой дом, мой подъезд… и обгорелые зияющие проемы на месте окон моей квартиры… пожарные машины, сгрудившиеся внизу жильцы, корреспондент, пытающийся взять у кого-то интервью… ну, точно – Галина Ивановна с пятого этажа… и снова черные проемы окон – как выбитые глаза… Жуткое ощущение западни стало совершенно реальным, сделалось тяжело дышать, закружилась голова. Мне действительно нужно отсюда убираться – кто бы ни поджег мою квартиру, непременно придет за мной тоже. И тут раздался телефонный звонок. Я подпрыгнула от неожиданности, но это оказался Эдуард Алексеевич.

– Доброе утро, Надя. Я буквально на секунду. Записывайте адрес клиники. – Я потянулась к ноутбуку и забила прямо в открытый на экране текст адрес. – Спросите там Вячеслава Андреевича Василькова, он в курсе и поможет устроиться.

– Спасибо… я даже не успела вчера…

– Это лишнее, – прервал меня Эдуард Алексеевич. – Когда все будет готово, я позвоню. Документы привезет мой помощник, он полетит потом с вами. Всего хорошего, Надя, – и в трубке опять стало тихо.

Я выключила телевизор и долго смотрела в одну точку на погасшем экране. Нужно собираться и ехать куда-то за город, где располагалась клиника. Я что-то о ней слышала, но от кого – не могла вспомнить, да это и неважно. Мне бы только пересидеть там какое-то неопределенное время, а потом… что будет потом, непонятно, но точно хуже, чем есть, уже вряд ли станет – в этом городе меня ничего больше не держит, кроме родительских могил.