Трактовка свойственного ранней закавказской культуре стиля керамики как уходящего корнями в религию не находит должной поддержки, поскольку большая часть украшения является чисто декоративной. Очаги, безусловно, имели некоторое значение, помимо своих мирных функций, и привлекли внимание в качестве черты данной культуры, имеющей, возможно, ближневосточные параллели. Очаги в форме барана были найдены в Харидже (Артик), Шенгавите и других местах. По мнению археологов, работавших в Квачхелеби, во время пожара, уничтожившего деревню слоя С1, выполнялся некий ритуал плодородия, на что указывало свое образное положение предметов в большинстве домов. Миниатюрные модели центрального очага также демонстрируют его особую функцию: по предположению ученых, их использовали для курения ладана. Также здесь были найдены серпы, пряслица, каменные наконечники и пестики. За одним из очагов в этом слое лежал скелет оленя с застрявшей в кости стрелой. С другой стороны того же очага находились фигурки животных и людей, сделанные из обожженной глины, а также керамика, серпы и ручные мельницы. Таким образом, вероятно, охота и земледелие как-то объединялись в один домашний культ, а найденные мужские фигурки – пример отличия от привычного ближневосточного акцента на женщин. Здесь же обнаружили два каменных фаллоса. Было выдвинуто предположение, хотя для его подкрепления слишком мало свидетельств, что какая-то из фигурок изображает более позднее божество Тулепия. Фигурки выполнены в том же стиле, что на серебряном кубке из Триалети[154]. Весьма примечателен факт, что альтернативное название Квачхелеби – Тулепия-Кохи. Даже в XIX в. в Грузии поклонялись этому божеству. Имя Тулепия схоже с именем хеттского бога Телепину. Да и какая-то связь между Центральной Анатолией в ранние дни хеттской власти и Грузией в период курганов Триалети вовсе не является невероятной. Хотя, конечно, нельзя не учитывать слабые свидетельства анатолийского влияния. Мнение Пиотровского о том, что очевидная разница между женскими фигурками и статуэтками животных в ранней закавказской культуре объясняется неолитическими пережитками религиозных взглядов, лежавших в основе грубой стилизации женщин, в то время как животные олицетворяли разведение скота и расширение экономической деятельности, вполне может быть обоснованным. Возможно и другое объяснение: в то время как женские фигурки олицетворяли собой культ плодородия, фигурки животных могли быть просто детскими игрушками.

Оценка великих перемен, имевших место в Закавказье в последние два или три столетия 3-го тыс. до н. э., невозможна без ссылки на культурную последовательность степной зоны, находвшейся к северу от Кавказа и равнин юга России, включая Украину.

В 3-м тыс. до н. э. обширная культурная зона раскинулась от низовьев Днепра через Восточную Украину к низовьям Дона и восточнее до среднего течения Волги. Это северная понтийская культура, с которой неолитическая культура Северного Кавказа была связана до начала бронзового века – с появлением курганов ранней кубанской культуры. По крайней мере, один авторитетный ученый уверял, что северное понтийское население являлось коренным на своей земле начиная с верхнего палеолита. Этот вывод основан на свидетельствах физической антропологии. Однако тот же автор в другом труде заявил, что эти люди принадлежали к «протоевропейскому кроманьонскому типу» и отличались от жителей региона во времена мезолита, которые были ближе к средиземноморскому типу. Можно предположить, что северные понтийцы, если и не явились коренным населением, прибыли из Европы через Польшу и Западную Украину. Это произошло, вероятно, в конце 5-го тыс. до н. э., после чего ранний и средний периоды понтийской культуры длились примерно до конца 4-го тыс. до н. э.[155] Затем наступил поздний период северной понтийской культуры, иначе называемый поздней днепро-донецкой культурой. Он продлился примерно до 2400 г. до н. э. или чуть позднее, хотя последнее не совсем согласуется с датировкой Триалети и других закавказских поселений[156].

Северная понтийская культура, по крайней мере в ее заключительном периоде, основывалась на скотоводстве, о чем свидетельствуют кости животных из поселений. Существование земледелия подтверждают найденные при раскопках жернова, пестики и ступки. В Кабардино-Балкарии, в верховьях Терека, было исследовано подобное неолитическое поселение – в современном Агубекове, что находится рядом с Нальчиком[157].

Погребальные традиции северной понтийской культуры, возможно, помимо Агубекова, лучше всего иллюстрирует могильник в Мариуполе – на берегу Азовского моря[158]. Здесь есть пример коллективного погребения, причем в больших масштабах: всего было найдено 124 захоронения, каждое – длинный ров. Тела укладывались тремя рядами друг рядом с другом и друг над другом. Возможно, могильник использовался в течение нескольких столетий.

Традиция, совершенно отличная от вышеприведенной, представлена курганной (ямной) культурой. Курганные народы называются так из-за обычая единичных погребений, с использованием охры. Тело уложено не как принято на Ближнем Востоке – на боку, а на спине с поджатыми ногами, колени вверх. Мерперт разделил курганные материалы на четыре периода, но Гимбутас считал, что их количество следует сократить до трех: ранний (курган I), средний (курган II–III) и поздний (курган IV)[159].

Все свидетельства предполагают, что курганная культура с самого начала была свойственна народу, который адаптировался к степной жизни, занимался скотоводством и являлся чрезвычайно мобильным. Жители степей отдавали предпочтение высоким речным берегам. Своим образом жизни, если не кровью, люди курганной культуры были предшественниками киммерийцев, скифов и сарматов. Огромность их территории даже в начале 3-го тыс. до н. э. (курган I) подтверждается не только связями с Уралом, но и близкими параллелями в керамике поселения Джанбас-4, расположенного к югу от Аральского моря и относящегося к кельтеминарской культуре. Аналогичная керамика также была обнаружена в пещере Джебел, находящейся возле Гургана, к юго-востоку от Каспийского моря[160].

Связи людей культуры периода курган I с Советским Туркестаном и территориями за его пределами убедили Гимбутаса, что их родина находилась к северо-востоку от Каспийского моря. Нет никаких оснований отрицать, что последующая экспансия курганных людей в Северный понтийский регион была движением с востока на запад. Существование двух групп людей (курганной и северной понтийской культуры), живущих рядом в одной деревне, подтверждается наличием захоронений двух типов, сопоставимых с другими курганными поселениями и могильниками, подобными мариупольскому, соответственно – в Александрии, возле Харькова (период курган II).